Победа Европы в Холодной Войне
После падения Берлинской стены четверть века назад, распался Советский Союз, растратили все средства, высвободившиеся в результате сокращения гонки вооружений, чтобы сохранить свое мировое господство, а Европа спокойно стала процветать, начала процесс интеграции и стала важным игроком на международной арене. С 1989 по 2014 год практически удвоил численность своего населения и вышел на третье место после Китая и Индии. Сегодня ЕС гордится своим статусом крупнейшей экономики мира и возглавляет список мировых торговых держав. В 2012 году ЕС стал лауреатом Нобелевской премии за превращения Европы «из континента войны в континент мира».
Китай теряет свои позиции в гонке за звание «истинной мировой сверхдержавы», вследствие обеднения крестьян и коррумпированной иллиберальной бюрократии в городах. США также теряет позиции из-за разваливающейся инфраструктуры и гипертрофированного ВПК, который может обанкротить экономику. Европа же выходит на первое место благодаря политическому процветанию и своему статусу как сверхдержавы, основанной на верховенстве закона, несмотря или возможно даже благодаря тому, что у неё нет военной мощи, чтобы играть роль мирового жандарма.
Но не смотря на все эти успехи, европейский проект на грани краха. Наблюдается довольно слабый рост экономики, а социально-экономическое неравенство только набирает обороты. Страны Центральной и Восточной Европы, включая преуспевающую Польшу, не смогли достичь уровня доходов богатой части континента. А страны должники на периферии могут вскоре взбунтоваться.
Власти ЕС не могут удерживать другие страны в составе ЕС и все может развалится. Слева стоят такие партии как Сириза в Греции, которые сопротивляются мерам жесткой экономии Европейского союза. Справа – евроскептики, которые ставят под удар всю систему квазифедерализма. Расизм и ксенофобия приобретают все больше сторонников в таких ранее спокойных регионах как Скандинавия.
В настоящий момент, пожалуй, самой актуальной проблемой для Европы является растущая популярность исламофобии и «социализма для дураков».
Войны на Ближнем Востоке повлекли за собой многие трагические события в Европе, начиная от убийств на Олимпиаде в Мюнхене в 1972 году и заканчивая нападением на Charlie Hebdo и кошерный супермаркет в Париже. Сегодня Европа представляет из себя континент, поделенный на два лагеря: тех, кто следует настоящему исламу и тех, кто считает, что Исламу (любому) нет места в Европе.
Раздробленный Евросоюз 2015 года, совсем не то, что представлял себе Френсис Фукуяма в 1989 году, когда предсказал «конец истории» и окончательное торжество либеральной демократии и бюрократии в Брюсселе, штаб-квартире ЕС, которая управляет всеми делами континента. И совсем не то, что представляла себе британский премьер-министр Маргарет Тэтчер, когда еще в 1980 году она говорила, что «нет альтернативы» («there is no alternative») и о бренде рыночного либерализма. Вместо этого Европа возвращается к периоду между Первой и Второй Мировыми войнами, когда ультраправые и ультралевые политики раскололи общественное мнение, когда экономика вошла в штопор, вновь появился антисемитизм и тучи начали сгущаться над Европой.
Еще одной войны возможно и не будет, но Европа точно столкнется с еще одним крахом режима: распадом еврозоны и концом региональной интеграции. Если обратить внимание на события на восточных границах ЕС, то можно увидеть и мрачное будущее самой Европы. Там, федеральные структуры, которые связывали между собой многокультурный народ, имеют паршивый послужной список за последние 25 лет. Советский Союз распался в 1991; Чехословакия в 1993, а Югославию разорвали на куски после серии войн в 90х.
Если экономические, политические и социальные структуры ЕС подвергнуться дроблению, то Евросоюз вполне может постичь участь СССР и Югославии. Как континент Европа сохранится, а государства по-прежнему будут вместе развиваться и процветать, но идея объединенной Европы умрет. Если Европа, в конце концов, проиграет после своей победы в Холодной войне, то ей некого будет винить кроме себя.
Взлет и падение концепта Тэтчер
Холодная война была эрой альтернатив. США предлагали свою версию неограниченного капитализма. А Советский Союз продвигал свой бренд централизованного планирования. По середине находился проект социального рыночного хозяйства континентальной Европы – капитализма с элементами центрального планирования и углубленной заботе о благосостоянии всех членов общества.
Сотрудничество, а не соперничество стало олицетворением европейской альтернативы. Американцы могли оставить себе свой принцип «человек человеку волк». Европейцы вместо этого выбрали усиление координации между работниками и руководством, Европейское сообщество (предшественник Евросоюза) решило прилагать усилия, чтобы привести все новые страны участники к уровню жизни стран ядра.
Затем, в 1980х, когда модель СССР перестала оказывать влияние на мир, пришла и концепция отсутствия альтернативы (TINA).
В это время, британский премьер-министр Маргарет Тэтчер и американский президент Рональд Рейган начали свои кампании по сокращению правительства, что позднее станет известно, как глобализация, а именно уничтожение торговых барьеров и создание новых возможностей для финансового сектора. Тэтчер назвала этот дивный новый мир своим концептом «отсутствия альтернативы»: у планеты больше не было альтернативы кроме как глобализированная рыночная демократия.
Тогда не удивительно, что после эпохи Холодной войны, европейская интеграция сместила акценты в сторону устранения барьеров с пути притока капитала. В результате, расширение Европы больше не подразумевало равенство. То, что получила Ирландия (в 1973) и Португалия (в 1986) за присоединение, теперь смотрится как артефакты прошлой эпохи, времен Плана Маршалла. Огромное количество потенциальных новых членов ЕС оказывают серьезное влияние на финансовые ресурсы Евросоюза, в частности, такие страны как Румыния и Болгария, чей уровень жизни был гораздо ниже среднеевропейского. И даже, если бы у ЕС были почти неограниченные средства, они бы не имели значения, поскольку неолиберальный дух капитализма, который сейчас воплотился в политике Брюсселе, настаивал бы на сокращении правительства и свободном рынке.
В сердце Европы, также как в этой новой традиции, находится Германия, образец континентальной налоговой честности. Еще в 90е эта объединенная нация превысила расходы над доходами, чтобы поднять уровень жизни Восточной Германии до уровня остальной страны. Однако, такой метод не применялся к остальным странам советского блока. Германия, выступая в качестве эффективного центрального банка для Европейского Союза, наоборот требовала сбалансированного бюджета и мер строгой экономии от всех новых членов ЕС (и даже о некоторых старых), как единственный эффективный ответ госдолгу и страхам от будущей депрессии.
Остальные бывшие участники Варшавского договора не имели доступа к фондам ЕС по восстановлению инфраструктуры и им не было предложено ничего сравнимого с тем, что получила Восточная Германия. В этой связи они остаются в некоторой степени в экономическом «доме на полпути». Уровень жизни в Венгрии спустя 25 лет после падения коммунизма, остается на уровне вдвое ниже, чем в соседней Австрии. Похожая ситуация и в Румынии, у которой ушло 14 лет, чтобы поднять ВВП до уровня 1989 года, и она остается на одном из последних мест по уровню жизни в ЕС. Люди, которые посещали только центральные города Восточной и Центральной Европы уезжают оттуда с искаженным представлением о экономической ситуации там, потому что Варшава и Братислава богаче, чем Вена, и они почти на одном уровне с Будапештом, однако, Польша, Словакия и Венгрия экономически сильно отстают от Австрии.
Страны Восточной и Центральной Европы после 1989 переживали один курс шоковой терапии за другим, такой путь и был выбран властями ЕС для всех стран под угрозой дефолта во время финансового кризиса 2007 года и кризиса государственного долга в 2009 году. Забыв о дефицитном расходовании, которое помогло бы странам самим выйти из экономического кризиса, и, забыв о пересмотре долговых обязательств. Уровень безработицы в Испании достиг 25%, среди молодежи 50%. Все члены ЕС, которые подверглись мерам жёсткой экономии, зафиксировали рост числа людей, живущих за чертой бедности. Недавно ЕЦБ заявил о «количественном смягчении» (уловка, чтобы накачать больше денег в Еврозону), но этого мало и уже слишком поздно.
Коренным образом изменился основной принцип европейской интеграции. Вместо того, чтобы позволить странам Восточной и Центральной Европы подняться на одну планку с остальными странами ЕС, страны «запада» начали отставать от стран «востока». Например, ВВП на душу населения Греции упал ниже, чем у Словении, а с точки зрения покупательной способности, то и ниже, чем в Словакии (обе в прошлом коммунистические страны).
Ось «иллиберализма»
Европейцы начинают осознавать, что Маргарет Тэтчер ошибалась, и, что существуют альтернативы и либерализму, и европейской интеграции. Наиболее ярким примером иллиберализма является Венгрия.
26 июля 2014 года премьер-министр Виктор Орбан в своей речи признался, что он собирается реорганизовать страну. Однако, модель реформирования не имеет ничего общего с США, Великобританией или Францией. Скорее всего, он стремится создать то, что он прямо назвал «иллиберальным государством» в самом центре Европы, с одной стороны основанным на христианских ценностях, а с другой на западном либертинаже. Другими словами, он хочет превратить Венгрию в мини-Россию или мини-Китай.
Орбан заявил: «Общества, созданные по либеральному принципу не в состоянии быть конкурентоспособными и в будущем они будут терпеть одну неудачу за другой, пока не будут в состоянии реформировать себя». Также он стремился переориентироваться с Брюсселя на более выгодные рынки сбыта и инвестиции из России, Китае и Ближнем Востоке.
В юле Орбан был готов вбить кол в сердце идеологии, которая породила его. 25 лет назад, будучи еще молодым, он возглавлял Альянс молодых демократов Фидес, одну из самых перспективных либеральных партий. За прошедшие годы он, прочувствовать более перспективные политические возможности, направил Фидес из Либерального интернационала в сторону Европейской Народной партии, наряду с партией Христианских демократов канцлера Германии Ангелы Меркель.
Однако, теперь он сменил позицию и ушел от модели Меркель к модели безжалостной политики президента Владимира Путина. Учитывая плохие результаты либеральных реформ и политику ЕС, было не удивительно, что он решил обратить внимание на Восток.
Европейский суд жестко раскритиковал правительство Орбана за конституционные изменения, ограничивающие СМИ и ставящие под угрозу судебную власть. Сейчас в Венгрии наблюдается всплеск расизма и ксенофобии, в частности, рост антисемитизма и антицыганских настроений. А государство предприняло шаги по взятию контроля над экономикой и иностранными инвестициями.
Некоторые считают, что отношения между Венгрией и остальной Европой напоминают 1960е, когда Албания вышла из советского блока и присоединилась к коммунистическому Китаю. Но Албания тогда была второстепенны политическим игроком, а Китай еще слаборазвитой страной. Венгрия же является важным членом Евросоюза, а иллиберальная модель развития КНР, которая привела Китай на вершину мировой экономики, набирает силу на международной арене. Другими словами, это не Албания. Иллиберальная ось, которая соединит Будапешт, Москву и Пекин будет иметь далеко идущие последствия.
Более того, венгерский премьер-министр имеет много союзников в своем проекте евроскептиков. Ультраправые партии лидируют в опросах по всему континенту. Например, Национальный фронт Марин Ле Пен возглавил французские выборы в Европейский парламент в прошлом мае. На местных выборах в 2014 он занял 12 примэрий, а опросы показали, что если бы президентские выборы проводились в этом году, а не в 2017 то Национальный фронт победил и на них. В результате нападения на Charlie Hebdo, Национальный фронт продвигает инициативы по возвращению смертной казни, закрытию границ, что бросает вызов европейскому проекту.
В Дании, ультраправая Народная партия получила большинство голосов на выборах в Европарламент. В ноябре она впервые возглавила результаты опросов. Народная партия призвала отказаться от политики «открытых дверей» по отношению к беженцам и ввести пограничный контроль. Подобно тому как Партия зеленых поступила в 1970е годы в Германии, так и Партия Независимости Великобритании, партия Истинные Финны, и даже партия Шведские демократы разрушают консервативно-социальную дуополию власти, которая была в Европе на протяжении всей Холодной войны.
Исламофобия, получившая широкое распространение после убийств во Франции, только помогает таким мейнстримовым партиям. Антиисламские настроения, проявляющиеся и в манифестациях, и в СМИ, напоминает старую Европу, когда вооруженные паломники отправлялись в крестовые походы против мусульман, когда зарождавшиеся государства мобилизовались против Османской Империи и, когда европейское единство основывалось не на экономических интересах и политических целях, а на «цивилизационном» ответе неверным.
Европа сегодня гораздо более мультикультурное место, а региональная интеграция основывается на «единстве в многообразии», как на девизе Евросоюза. В результате рост антиисламских настроений коренным образом противоречит европейскому проекту. Если ЕС не сможет смирится с исламом, то это повлечет за собой этнические, религиозные и культурные проблемы.
Евроскептицизм исходит не только от правых. В Греции, партия Сириза выступает против жестких мер экономии, навязанных ЕС и ЕЦБ, которые ввергли страну в рецессию, а люди уже готовы восстать. Как и по всей Европе ультраправые извлекали бы преимущество из экономического кризиса, если бы правительство не арестовало членов Золотой Зари по обвинениям в убийствах и других правонарушениях. На парламентских выборах в это воскресенье, Сириза одержала убедительную победу и теперь партии не хватает лишь пары мест для абсолютного большинства. В знак того, что Сириза намерена сменить политику в отношении ЕС, она вошла в коалицию не с левоцентрийской партией, а с правой партией Независимые греки, которая тоже скептически относится к Евросоюзу, а выступает за контроль над нелегальной иммиграцией.
Евроинтеграция по-прежнему остается двухпартийным проектом партий середины политического спектра, но евроскептики набирают все больше голосов благодаря своей антифедералистской риторике. Хотя они и поумерили свою риторику касательно «деспотичного Брюсселя», как только стали ближе к власти, они все еще представляют угрозу для европейского проекта.
Когда добродетель становится порочной
На протяжении десятилетий евроинтеграция была замкнуты кругом – политическая поддержка, которая способствовала интеграции, которая в свою очередь давала рост европейской экономике. Это была формула успеха в современном мире. Однако, теперь европейская модель ассоциируется с мерами жесткой экономии, а замкнутый круг процветания ЕС стал порочным. Одна страна бросает вызов еврозоне, другая закрывает границы, третья возвращает практику смертной казни. Евросоюз уходит в штопор, даже если ни одно государство не попытается выйти из него.
В Восточной и Центральной Европе растущая группа людей, которые не доверяют властям ЕС, считают, что Брюссель лишь занял место Москвы в постсоветскую эпоху (Евроскептики из бывшей Югославии ставят на это место Белград). По их мнению, Брюссель устанавливают параметры экономической политики для стран ЕС, игнорируя риски, а страны еврозоны и вовсе утрачивают контроль над своими финансами. Даже, если и указы, поступающие из Брюсселя, экономически обоснованы и легитимны, для евроскептиков они все равно представляют угрозу легитимности их стран.
Таким образом, то что разрушило СССР и Югославию начало разрушать Европейский союз. Помимо Польши и Германии, где по-прежнему верят в европейский проект, осталось слишком мало стран где отношение к ЕС положительное. Популярность европейского проекта колеблется в пределах 50%, а таких странах как Италия и Греция и того ниже.
ЕС, без сомнения, был замечательным достижением современной государственности. Он превратил регион, который, казалось, погрязнет в «родовой ненависти», в самый спокойный регион на планете. Но как случилось с СССР, Югославией и Чехословакией, федеральный проект ЕС дал трещину в отсутствии сильного внешнего врага, как это было во времена Холодной войны. Еще один экономический удар или политический вызов и система даст сбой.
Единство в многообразии – хорошая концепция, но ЕС нужно нечто большее, чем просто риторика и добрые помыслы. Если власти ЕС не придумают как справится с экономическим неравенством, политическим экстремизмом и социальной нетерпимостью, то противники ЕС вскоре обретут достаточно силы, чтобы изменить ситуацию в свою пользу. Распад Евросоюза будет не только трагедией для всей Европы, но и для тех, кто надеется преодолеть все конфликты прошлого и найти убежище от конфликтов настоящего.
Среди основных симптомов этого кризиса - миграционная проблема, рост правопопулистских движений, замедление экономического роста еврозоны, но главное - неспособность руководства ЕС дать адекватный ответ на вызовы сегодняшнего дня. В документах и резолюциях Еврокомиссии глубинные причины кризиса вообще не затрагиваются. В этой связи будет интересно познакомиться с мнением двух видных критиков европейского проекта - французского историка и антрополога Эмманюэля Тодда и философа Мишеля Онфре. Они считают, что Евросоюз обречен на гибель по причине слишком больших различий в исторической традиции, психологии и укладе жизни европейских наций. Подобно СССР в 20 веке, Евросоюз споткнулся о человеческий фактор и не смог навязать свою идеологию народам «империи».
Наряду с этим все сильнее проявляется протест против единой европейской валюты евро, которая становится помехой для экономического развития Южной Европы, прежде всего Италии и Греции .
Известный французский философ Мишель Онфре на страницах еженедельника Marianne выражает мнение, что Маастрихтский договор 1992 года заложил основы новой европейской империи. Евросоюз сочетает признаки международной организации и государства, но по важным параметрам он представляет собой именно империю, считает Онфре. Ведь империя - не обязательно монархия, форма правления может быть любая - демократическая, феодальная, коммунистическая. Евросоюз имеет свой флаг, свой девиз «Единство в разнообразии», свой гимн, свою идеологию (неолиберализм), свою конституцию (Римский договор), свою валюту (евро), свой парламент в Страсбурге и свое правительство (Еврокомиссия) в Брюсселе . У Евросоюза есть «отцы-основатели» (Робер Шуман и Жан Монне), свои апостолы (Конрад Аденауэр , Франсуа Миттеран , Жак Делор), активные пропагандисты, вышедшие из мая 68 года, такие как Даниэль Кон-Бендит, интеллектуалы (Жак Аттали) и практически весь мир европейской журналистики, придерживающийся неолиберальных взглядов.
Показательно, что во имя этого «священного имперского монстра» теперь запрещено защищать интересы национальных государств и наций. Иначе тебя назовут националистом, ксенофобом, расистом и даже неонацистом. На самом деле, возник новый вид идеологической нетерпимости, который лишает права голоса всех, кто защищает интересы граждан и отдельных стран.
Мишель Онфре констатирует: «Маастрихтская империя (Евросоюз) является неолиберальной тиранией, которая навязывает народам Европы рыночные наднациональные законы, используя авторитарные и бюрократические методы государства. ЕС располагает собственным бюджетом, полученным на средства европейских налогоплательщиков, который обеспечивает ему политическое и идеологическое доминирование. Маастрихтская империя имеет громадный медийный ресурс - прессу, радио, телевидение и интернет, через которые непрерывно ведет мощную пропаганду. Что касается идеологии, то ее лучше всего отражает манифест французского леволиберального фонда Terra Nova. В нем констатируется, что европейские избиратели все больше тяготеют к правопопулистским и националистическим движениям. В этой связи предлагается создать широкий фронт меньшинств (сексуальных, расовых, этнических, религиозных и других) чтобы противостоять „реакционному большинству“, прежде всего семейному среднему классу Европы, придерживающемуся христианских традиций.
Таким образом, меньшинства Европы смогут объединиться, сформировать избирательное большинство и проводить во власть своих представителей. Если раньше сторонники демократии опасались „тирании большинства“, то маастрихтское государство создает новую модель - „тиранию меньшинств“. Кстати, аналогичная ситуация складывается в Соединенных Штатах, где Демократическая партия пытается заручиться поддержкой всевозможных меньшинств - ЛГБТ, афроамериканцев, этнических групп, но также представителей сект, андерграунда и других маргиналов. Их главный противник - средний класс, белые американцы.
Онфре резюмирует: традиционные европейские классы принесены в жертву на алтарь либерально-рыночной идеологии и интересов меньшинств. Теперь становится очевидно, что все обещания Маастрихта (всеобщая занятость, мир, экономический рост и т.д.) были ложью.
В Европе растет социальное неравенство, средний класс нищает, богатые богатеют. В угоду рыночной экономике исчезают основы „социального государства“: армия, школа, здравоохранение. Любая попытка граждан выразить свой протест выставляется неолиберальными СМИ как шовинизм и неонацизм.
Онфре напоминает, что на референдуме 2005 года французы отвергли Маастрихтский договор. Однако брюссельские бюрократы смогли обойти народное вето и заменили провалившийся проект конституции ЕС Лиссабонским договором, который одобряли уже парламенты, игнорируя мнение избирателей. В этой связи Онфре выражает симпатию попыткам Великобритании сбросить с себя ярмо Маастрихтской власти. Он уверен, что предстоящие в 2019 году выборы в Европарламент станут победой „народных“ сил.
Аналогичной точки зрения придерживается французский историк и антрополог Эмманюэль Тодд. В интервью немецкому изданию „Шпигель“ (Der Spiegel) он отмечает, что сегодняшняя Европа в кризисе, она расколота, народы лишены веры в будущее, а правящие элиты ощущают свое бессилие. Это очень печально, но такого развития событий следовало ожидать. Более того, оно было неизбежно.
Тодд придерживается не экономического, а антропологического взгляда на историю Европы. Он считает, что создавать механизмы сотрудничества между европейскими нациями после Второй мировой войны было благородной и вполне разумной задачей. Вопрос - в степени интеграции. Именно как антрополог он уверен, что невозможно построить европейское сверхгосударство, учитывая колоссальные различия в культурном уровне, традициях и моральных установках народов, населяющих Европу. Евросоюз явно переоценил свои возможности - так же, как Советский Союз до него.
Примечательно, что Тодд был одним из первых, кто предсказал в 1976 году развал СССР на основе антропологических показателей (смертности, распада семьи, национальных противоречий). Он считает, что, вопреки марксистскому постулату, не экономика определяет ход истории. Важнейшие изменения происходят в глубинах социальной жизни. Европе угрожает очередная раздробленность, поскольку политики и экономисты, навязывающую либеральную идеологию, не учли разнообразия континента. Они приказали французам работать как немцы, немцам - вообще отказали в праве на идентичность. Но они не учли, что француз никогда не захочет и не сможет работать как немец, что уж говорить о нациях южной Европы. Европейская идеология стала выражением экономического догматизма, она не желает признавать реальность и потому зашла в тупик.
Тодд уверен, что невозможно понять нынешний европейский кризис, если оставаться заложниками принципов, на которых был построен Евросоюз. Это вера в примат экономики и общее движение наций к единому потребительскому рынку. Теоретически в мире, где экономика была бы мотором истории, а страны смогли бы достичь одинаковой производительности, такой проект мог бы сработать, но мир устроен иначе. Теория конвергенции действовала в 60-е годы, когда Западная Европа смогла преодолеть отставание от Соединенных Штатов. Но в эпоху глобализации это правило не работает, что наглядно демонстрирует пример Восточной Европы, которая никогда не приблизится к уровню „старых“ европейцев. Наоборот, сегодня повсюду доминирует тенденция к неравенству и неравномерному развитию. Это стало результатом доктрины свободного рынка и глобализации. Во всем мире развернулась беспощадная экономическая и торговая война. А в Европе монетарный союз резко усилил противоречия между странами: они участвуют в общей гонке, но с разными гирями на ногах.
Валютный союз (евро) был идеей президента Франции Миттерана, который хотел таким образом ограничить экономическое доминирование Германии и немецкой марки. Однако сугубо рациональный расчет француза привел к тому, что более слабые экономики Европы были вынуждены подлаживаться под немецкие финансовые критерии - уже под видом евро. Это стало кошмаром для большинства экономик зоны евро и только усилило позиции Германии. Греция и Италия - тому самый яркий пример.
Нынешний кризис в Европе, заключает Тодд, ведет к тому, что итальянцы, англичане, французы и немцы, не говоря о венграх и поляках, все сильнее ощущают свою национальную идентичность. Они возвращаются к своим национальным ценностям и корням, находя в них залог самосохранения. Неолиберальные теории вроде „братства народов“, мультикультурализма и свободного рынка потерпели полный крах. Достаточно взглянуть на жесткое противодействие, которое вызвало в Европе нашествие мигрантов. Но в Брюсселе этого как будто не замечают, еврократы живут в отрыве от реальности. Это самоослепление имеет исторические аналогии и напоминает поведение правящих классов Франции накануне Великой французской революции, российской элиты перед падением царизма, Политбюро КПСС накануне Перестройки. К проявлениям растущего в мире изоляционизма и национализма Тодд относит Брексит и появление на политической сцене президента США
Сокращение политического и экономического влияния России на европейские страны бывшего социалистического содружества, а также расширение рынков сбыта своей продукции являлись основными целями стремительного расширения Евросоюза на восток. Эти цели, в связи с зависимостью Европы от поставок российских энергоносителей, широко не декларировались. Но они четко видны за отвлекающими разговорами о всеобщем благоденствии и европейских демократических ценностях.
Новые правительства бывших социалистических стран, завистливо поглядывающие на уровень жизни старых членов Евросоюза, были готовы на все, лишь бы быть допущенными в эту «благословенную» организацию. Ради этой цели они взяли курс на разрушение существующего в рамках СЭВ комплекса производственной кооперации. А в итоге пришли к существенному сокращению собственного производства, закрытию и ликвидации многих заводов, росту безработицы. Однако вооруженные «единственно верной» теорией неолиберализма, новоиспеченные политики готовы были идти на издержки, тем более, что их лично они не касались. Расчет был на то, что при вступлении в ЕС все затраты мгновенно окупятся.
Любые требования богатых заграничных соседей немедленно исполнялись и, наконец, «счастливый час» настал. В мае 2004 года в ЕС были приняты Венгрия, Польша, Словакия, Словения, Чехия, а также три прибалтийских республики бывшего СССР и две малых европейских страны - Кипр и Мальта. Первого января 2007 года к «счастливчикам» присоединились Болгария и Румыния. Таким образом, из бывших социалистических стран Европы за пределами ЕС оставались только Албания и, частично, Югославия. Казалось, еще чуть-чуть и наступят изобилие и процветание. Но не тут-то было.
Некоторый экономический рост, за счет разграбления сделанных при социализме запасов и расширения рынков беспрепятственного сбыта, для развитых стран, продолжался весьма недолго. Уже летом 2008 года разразился мировой экономический кризис. «Мыльные пузыри» финансового сектора США начали стремительно лопаться, и заокеанские демократы в свойственной им эгоистичной манере решили, что платить должны другие.
В четвертом квартале 2008 года ВВП стран Евросоюза снизился на 1,5 %, при этом спад в Германии составил 0,5%. Естественно, среднеевропейское падение наиболее сильно ударило по более слабым странам. Нет ничего удивительного в том, что в списке наиболее пострадавших от кризиса стран оказались Эстония, Латвия, Венгрия, Литва, Болгария, Словения, Чехия. Есть в этом списке и развитые страны, но в целом это обыкновенная шэкономическая казуистика. Попросту говоря, предлагается считать, что миллиардер, обронивший 100 долларов, пострадал сильнее, чем нищий, у которого отобрали последнюю десятку.
Так что места в «экономическом раю» хватила снова не для всех. Ориентированные на экспорт экономики Германия и Франция спонсировали в свое время создание ЕС с целью расширения рынков сбыта именно для своей продукции. Созданная же их объединенными усилиями зона единой валюты евро расширила возможности именно этих стран. За счет невозможности влияния на курс валюты, другие страны лишились экспортных преимуществ. А невозможность проводить инфляцию, перекладывая государственные проблемы на плечи простых граждан, вызвала бешеный рост государственного долга наиболее слабых стран Европы.
Экономический кризис, начавшийся в 2008 году, до сих пор не закончился. В стремлении отвлечь основные массы населения от состояния мировой экономики, разным этапам глобальной катастрофы присваивают новые названия. Собственно, борьба с кризисом на этом и заканчивается.
Сейчас принято говорить о Европейском долговом кризисе. Суть его заключается в том, что страны ЕС, в первую очередь участники зоны евро, не выполняли взятые на себя обязательства по ограничению дефицита бюджета. Для покрытия дефицита государства брали кредиты. Растущие долги на фоне падения экономики и, соответственно, поступлений в бюджет, вели к понижению кредитного рейтинга стран должников – новые кредиты им 
выдавали под более высокие проценты. Попытки сократить расходы ведут к росту безработицы, следовательно, увеличиваются выплаты пособий, при одновременном снижении налоговых поступлений. Государство снова вынуждено брать в долг. Круг замкнулся.
Первой под этот экономический «каток» попала Греция. Уже несколько лет страна колеблется на грани дефолта и выпадения из еврозоны. Естественно, правительство страны, лишенное стандартного способа решения проблемы через гиперинфляцию, обращается за помощью к странам, наиболее от объединения выигравшим. Однако Германия и Франция платить не намерены.
Ради временного спасения положения в Греции была уничтожена базировавшаяся на финансовых институтах экономика Кипра. Банки этой страны заставили приобрести на огромные суммы греческие облигации, после чего объявили этот актив «плохим». Банки разорились. Почему был выбран именно Кипр? А потому, что в его банках хранилось много денег из стран, в ЕС не входящих. Кто будет принесен в жертву ради спасения трещащих по всем швам экономик Испании и Италии - пока неизвестно. Однако серьезные разговоры о странах, экономика которых базируется на банковской деятельности, уже ведутся.
Естественно, это положение жителей стран ЕС не устраивает. « Из-за кризиса почти все европейцы чувствуют себя жертвами: и те, кто предоставляет финансовую помощь, и те, кто ее получает» - констатирует испанский политолог Хосе Игнасио Торребланка. Доверие к Евросоюзу людей, его населяющих, стремительно падает. По данным Европейского Совета по Международным Отношениям, за период с 2009 по 2013 год доля жителей, 
доверяющих Евросоюзу снизилась: в Испании с 56% до 20%, в Италии с 52% до 31%, в Германии с 44% до 30%, во Франции с 42% до 34%.
Евросоюз трещит по швам. «Причиной нынешнего кризиса является безответственность. Страны еврозоны нарушили свои собственные правила в отношении бюджетных дефицитов, созданные для защиты евро, и по уши увязли во все растущих долгах. Решить проблему без признания своей ответственности нельзя»- раскрыл свое видение проблемы журналистам ВВС китайский эксперт Энди Се.
Рост экономики Евросоюза за счет роста внутреннего потребления практически недоступен. Во-первых, в Европе и так один из самых высоких уровней потребления, во-вторых, доходы европейцев неуклонно падают. А именно рост внутреннего потребления помог России и Китаю легко справиться с последствиями кризиса. Получается, что единственным выходом для Евросоюза является экономическая экспансия на территории, ранее им не освоенные. Возможно, что в ближайшее время такой территорией станет Украина.
В будущем может оказаться, что ни одна из сторон дискуссии так и не смогла привести наиболее важный аргумент в отношении вопроса о выходе Британии из Европейского союза. Это аргумент о том, что референдум по вопросу о Brexit был преждевременным и, возможно, совершенно ненужным, потому что Европейский союз в его нынешнем виде обречён на провал и находится в процессе превращения в гораздо более слабую и рыхлую организацию.
Это то, чего британские критики ЕС так или иначе всегда хотели. В процессе такого превращения и частичного распада ЕС Британия могла бы играть роль лидера группы государств-единомышленников. Вместо этого она понесёт серьёзный ущерб в краткосрочной перспективе от лидеров ЕС, которые полны решимости сделать из Великобритании ужасный пример, чтобы лишить другие страны стимула выйти из Евросоюза.
Лагерь, выступающий за выход из Европейского союза, не мог выдвинуть этот аргумент, потому что это означало бы их отказ от референдума и согласие на использование шанса остаться в ЕС. Лагерь, выступающий за то, чтобы остаться в ЕС, не мог выдвинуть этот аргумент, потому что это означало бы, что они критикуют Евросоюз в его нынешнем виде и во многих случаях идут против своей глубокой приверженности к «ещё более тесному союзу».
Тем не менее угроза ЕС совершенно очевидна, и исходит она от националистических реакций на большей части Европы, затрагивая два процесса, которые почти наверняка усилятся в ближайшие годы. Первый заключается в том, что евро и защита этой валюты лишили европейские государства большей части остатков их экономического суверенитета и передали власть назначаемым чиновникам в Брюсселе и, что ещё более скандально, немецкому правительству.
Трудно понять, как может быть сохранён евро и обеспечен рост экономики даже в среднесрочной перспективе без создания ещё более мощных центральных экономических институтов, облечённых ответственностью за проведение экономической политики в Еврозоне в целом. За исключением того варианта, что это развитие приведёт к очень скорому и впечатляющему экономическому росту с широко распределяемыми экономическими выгодами, что весьма маловероятно. Такая дальнейшая утрата национального суверенитета почти наверняка создаст новую волну поддержки национализма, направленного против ЕС.
Вторым фактором, стимулирующим возрождение национализма, направленного против ЕС, является, конечно же, страх мусульманской миграции, усиленный новыми волнами беженцев из Сирии, Афганистана, Ливии и других стран. Ответственность за сам этот кризис не лежит на ЕС. Правда же заключается в том, что введение действительно серьёзных мер для блокирования легальной и нелегальной миграции, чего добиваются европейские националистические движения, потребует отказа от основных принципов и правил ЕС, включая Шенгенский договор, свободное передвижение рабочей силы в рамках Еврозоны, солидарную ответственность за приём беженцев, сохранение права на политическое убежище и право Европейского суда иметь приоритет перед национальными законодательствами.
Если бы националистическая реакция в Европе была лишь проблемой более или менее периферийных стран (одной из которой Великобритания всегда, по сути, была, по крайней мере, в моральном отношении), то ЕС мог бы проигнорировать их, пережить всё это и даже в результате окрепнуть. Экзистенциальная угроза ЕС исходит из того, что в настоящее время эту угрозу представляют его основные первоначальные члены.
Учитывая то, как развиваются события во Франции, существует большая вероятность того, что в ближайшие десять лет этой страной будет руководить правительство Национального фронта, которое выступает за введение жёстких ограничений на миграцию и значительное сокращение полномочий ЕС. Голландия идёт по тому же пути. Австрия уже почти в конце этого пути. Очевидно, что в тот день, когда Марин Ле Пен станет президентом Франции, ЕС в его существующей форме будет обречён, и Британия не будет иметь к этому абсолютно никакого отношения.
В Германии рост радикальных правых сил шёл медленнее (отчасти из-за сильного торможения, связанного с её нацистским прошлым), но резкий рост популярности среди избирателей созданной всего лишь в 2012 году партии «Альтернатива для Германии» позволяет предположить, что она движется в том же самом направлении. Реакция Ангелы Меркель на кризис сирийских беженцев, возможно, была этически корректной, но она также может привести к фатальным последствиям для неё как лидера страны и в долгосрочной перспективе – для немецкой и европейской плюралистической демократии.
В большинстве стран Западной Европы демократии уже угрожает нечто похожее на Веймарский синдром. Иначе говоря, для того, чтобы не дать экстремистам прийти к власти, господствующим демократическим партиям пришлось сформировать коалиции, которые демонстрируют все признаки того, что они приобрели перманентный характер. Однако проблема заключается в том, что эти коалиции, устраняя любую умеренную оппозицию, как бы указывают тем, кто недоволен правительством и его политикой (или просто хотят выразить свое неудовольствие существующими экономическими условиями), что им некуда идти – кроме как в лагерь экстремистов. И во Франции, и в большинстве стран Западной Европы, похоже, нет никаких перспектив возвращения к темпам экономического роста, которые были до 2008 года, не говоря уже о 1950-х годах, когда началась массовая миграция в Западную Европу из неевропейских стран.
Легко сказать, что голосование за Brexit должно было стать тревожным сигналом для европейских элит. Но сигналом для чего? Необходимость предпринять какие-либо шаги для ограничения иммиграции и увеличения мусульманского населения очевидна. Но как это сделать, не уничтожив либеральную демократию и не увеличив ряды ещё более озлобленных мусульманских меньшинств, понятно не всем. Что касается попыток радикалов возродить европейскую экономику, то для этого необходимы централизованные европейские меры, против которых протестуют антиевропейские правые. В любом случае, учитывая международные экономические реалии, неочевидно, что они будут эффективны. И они точно таковыми не будут, когда дело дойдёт до создания большого числа стабильных, хорошо оплачиваемых рабочих мест для работников с низкой квалификацией, о которых мечтают представители всех слоев белого рабочего класса.
Крах ЕС в его нынешнем виде не приведёт к апокалиптическим сценариям экономической катастрофы и возвращения к европейским войнам, которые любили рисовать представители лагеря сторонников сохранения членства в ЕС и те, кто их поддерживал в Европе. Экономические результаты Европы не ухудшились при слабом и рыхлом Евросоюзе. Что касается евро, всё больше ведущих экономистов приходят к выводу о том, что создание единой валюты было катастрофической ошибкой как с экономической, так и с политической точки зрения.
Шовинизм популистских правых сил в Европе направлен против мусульманских мигрантов, а не против других европейских стран. Я не слышал ни одного слова от представителей партии «Альтернатива для Германии» или ПЕГИДА о восстановлении утраченных немецких территорий или превращении Германии в очередной раз в великую военную державу. Ле Пен и другие правые лидеры гораздо менее категорично настроены против России, чем европейский истеблишмент в целом – отчасти потому, что они решительно выступают против дальнейшего расширения ЕС и НАТО. Несмотря на свою ожесточенную враждебность в отношении исламского экстремизма, большинство новых правых также против военного вмешательства в мусульманский мир.
Развал ЕС нанёс бы серьёзный удар по престижу либеральной демократии в мире. Но опять же судя по опыту последних лет – сохранение Европейского союза в его существующих формах потребует принятия мер бюрократической централизации, которые сами по себе в значительной степени подорвут демократию и которые европейский демократический электорат не потерпит. Вместо того, чтобы осуждать большинство британских избирателей за шовинизм и иррациональность, было бы целесообразно признать, что в их выборе отразились растущие настроения всей Западной Европы, и начать думать о том, как сохранить хотя бы часть целей и задач ЕС в долгосрочной перспективе, даже если сам Евросоюз в его нынешнем виде не сохранится.
Развал ЕС я прогнозирую примерно с 2003 года. До первого Майдана это был совершенно невероятный прогноз. Наиболее провокативная формулировка была такая – Украина не вступит в Евросоюз из-за того, что пока она будет готова к вступлению, ЕС к тому времени развалится
Об этом пишет Владимир Стус, для «Хвилі».
Это сопровождалось другими, не менее парадоксальными выводами. Например, ЕС развалится по тем же цивилизационным причинам, что и СССР. Распадется не только ЕС, но ряд ведущих стран в него входящих. Сверхдолгосрочные перспективы Украины на порядок лучше, чем, например, у Германии или Франции. Помню предлагал тогда изучать опыт распада СССР и фазу смуты постсоветской Украины в качестве подготовки к распаду ЕС и советующей фазы смуты. Тогда много общался с посольствами и иностранными полуправительственными организациями. Это было весёлое время, мои прогнозы вводили собеседников в ступор и они смотрели на меня как на сумасшедшего, разве что пальцем у виска не крутили. Кроме того, их смущало, что я не просил грантовой поддержки, не предлагал себя в качестве их агента влияния в Украине, а говорил, что проблемы Украины это мелочи жизни в сравнение с грядущими проблемами ведущих европейских стран. Единственным адекватным собеседником тогда оказался Уэлли Мюллер из швейцарского бюро сотрудничества. С остальными я веселился по полной, понимая и, что речь идёт о проверяемых показателях, и что эти страны упускают свой последний, хотя и призрачный шанс учится на ошибках других и заранее постелить соломку на месте будущего падения.
Затем был кризис 2008 года и последовавший за ним полный провал реформ, как ведущих экономик ЕС, так и Евросоюза, в целом. О производительности труда сейчас не вспоминают, провозглашенная тогда структурная реформа экономик ведущих стран ЕС полностью провалилась, а надежды придать ускорение системе за счет нового технологического уклада или научно-технологической революции оказались столь же иллюзорными, что и надежды Горбачёва на ускорение в результате проводимой им перестройки.
До 2016 года кризис развивался по дефляционному сценарию резкого сокращения спроса. Затем, не в силах с ним бороться, регуляторы крупнейших экономик мира снова запустили программы стимулирования спроса, переводя кризис из дефляционного в инфляционный сценарий развития. С тех пор, мегаобвал с громким лопанием надуваемых в течение многих десятилетий пузырей стал неизбежным. В отношении ЕС, его распадом формально можно считать выход Британии. И я подтверждаю свой прогноз, что Brexit будет жестким. Но я прогнозировал нечто гораздо большее, чем выход Британии. По моим прогнозам, на стратегическом уровне развал ЕС будет вызван тремя процессами:
- Потерей темпов и системным застоем экономик ведущих стран ЕС – Германии и Франции
- Усиление противоречий между неблагополучным центром и ещё более неблагополучным югом ЕС
- Усиление противоречий между благополучными странами ЕС, преимущественно севера и востока и неблагополучными странами, составляющими «становой хребет» ЕС и «южное подбрюшье» Европы.
Что мы сейчас и наблюдаем – системный застой экономик Германии и Франции приближается к острой фазе агонии. Эти страны уже не являются локомотивами экономики ЕС. Дряхлеющий европейский Боливар устал. Сейчас он не может тащить всех, а вскоре и себя самого.
Лишенный возможности проводить девальвацию национальной валюты, глубоко депрессивный европейский юг, подсел на иглу зависимости от покупки ЕЦБ своих суверенных облигаций. Это, это вместе с неумеренными бюджетными аппетитами местных евроскептиков/националистов разрушает финансовую систему не только ЕС в целом, но благополучных экономик в частности. Чем завершится конкретный итальянский бюджетный конфликт, в деталях прогнозировать не берусь, но это острейшее усиление противоречий не имеет простых решений. Либо итальянскому правительству националистов/евроскептиков нужно отказаться от выполнения предвыборных обещаний, либо выйти из зоны евро. Впрочем, выполнить свои предвыборные планы они всё равно не смогут.
Противоречия между центром и благополучными странами ЕС до недавнего времени были менее выражены и проявлялись в форме вялых перебранок с Польшей и Венгрией. До появления Ганзейской группы. За исключением Нидерландов в эту группу входят благополучные страны ЕС. Участие в Ганзейской группе Ирландии показывает, что формируется она не по историческому или географическому признаку, а по уровню благоприятности сверхдолгосрочных перспектив. Но экономики этих стран, хоть и продолжают сравнительно быстро развиваться совокупно, по своёму объёму не смогут заменить быстро дряхлеющие экономики Германии и Франции. Резкое обострение противоречий потерявшего былую динамику центра ЕС со странами с благополучными сверхдолгосрочными перспективами теперь можно будет наблюдать практически ежедневно.
Но это всё на экономическом уровне, переходящем в политический.
На цивилизационном уровне причины былого распада СССР и грядущего распада, как ЕС, так и ряда стран в него входящих одинаковые – резкое замедление темпов научно-технологического и культурного развития. Более подробно это детализировано в моём программном прогнозе от 2009 года «Вторая Тридцатилетняя война». И внутренняя логика распада ЕС во многом аналогична логике распада СССР, которая кстати до сих по нет осмыслена в массовом сознании.
Прошу прощения, что разрушаю привычные многим иллюзии и стереотипы. Вы можете и дальше в них находится, полагая, например, что до распада ЕС и тем более ряда стран в него входящих, дело не дойдёт. Но мы имеем дело с проверяемыми показателями. Их игнорировавшие берут на себя все риски… Поэтому сделаю несколько уточняющих отрицательных прогнозов. Отрицательных, в том смысле, что этого точно не будет, как бы кому-то этого не хотелось.
- Противодействовать дезинтеграции ЕС за счет усиления интеграционных процессов невозможно. Потенциал интеграции внутри ЕС практически исчерпан.
- Рассчитывать на постепенную миграцию экономического и политического центра ЕС в рамках его существующей географической структуры не приходится. На это не хватит ни времени, ни ресурсов, ни политической воли.
- Общеевропейская идея на данном этапе цивилизационного развития умирает. Культурный плавильный котёл большой Европы больше не заработает. Культурная регионализация, что между странами, что внутри не благоприятных стран набирает обороты, а западноевропейская культура перестав быть прогрессивной, постепенно выходит из моды.
- Рассчитывать на улучшение своего положения странами с благоприятными сверхдолгосрочными перспективами в процессе распада ЕС не приходится. Это те же иллюзии, что и иллюзии Украины во время распада СССР.
- Несколько лет назад была модной тема Междуморья или Речи Посполитой 2.0 Сейчас её иллюзорность на ближайшие десятилетия стала очевидной. Такой же иллюзией будет попытка создания жизнеспособного приемника ЕС на базе стран с благоприятными перспективами, например, на базе Ганзейской группы. Аналогично заведомо не реализуемой будет попытка спасти от развала неблагоприятные страны за счет распада ЕС.
- Факт не замечания очевидного сходства процессов распада СССР и ЕС, хотя их разделяют всего несколько десятилетий, является яркой иллюстрацией неспособности видеть обычные цивилизационные процессы за уникальными историческими событиями и неспособности учиться на событиях прошлого. Похоже это действует и на уровне отдельных людей, и на уровне стран, и на уровне технологической цивилизации в целом. Для цивилизации это либо норма, либо свидетельство её молодости. Либо время реакции цивилизации слишком велико с человеческой точки зрения.
- Ускорения темпов научно-технологического, культурного развития с новой научной революцией или технологическим укладом в ближайшие три десятилетия не просто не будет. С выходом мирового кризиса за преимущественно экономические рамки по этим показателям будет наблюдаться грандиозный обвал.