Бай ми:
Аннотация.
Это книга, философская глубина которой не соседствует с обычной для нее абстрактностью, отвлеченностью, а дает четкое представление о сегодняшнем дне. Книга, в которой проводятся хорошо различимые параллели между историческим и насущным, как было и как может быть. Куда движется человек. И почему он выбирает именно этот путь. И есть ли у него свобода выбора. Свобода. Совершенно особая категория, которой в настоящее время бросаются многие и с разными целями – привлечь, убедить, пообещать. Свободу. Эрих Фромм указывает, когда свобода выбора уже утеряна, в какой момент это происходит и когда мы действительно еще вольны выбирать.
В книге рассмотрены многие явления общественной и государственной жизни – непосредственно сама власть и ее последствия, ширящаяся несправедливость в обществе, социальные проблемы и недовольства, ставшие логичным продолжением индустриализации и власти машин. Гибель живого в современном мире не только как проблема уничтожения каких-то отдельных видов, а как вымирание «жизненности» в целом и пристрастие к мертвому – некрофилия как центральная болезнь века, во многом неосознаваемая людьми. Книга пытается ответить на вопросы: почему мы движемся к разрушению, угнетанию, уничтожению? И удастся ли все же избежать атомной войны в XXI веке?
Эссе. Полезность книги для журналиста.
Нет! – «убийственно захватывающему», да! - ЖИЗНенному
«Каждый человек движется в определенном, избранном им направлении: к живому или мертвому, к добру или злу. В зле человек теряет сам себя при трагической попытке освободиться от тяжести своего человеческого бытия. Если человек равнодушен к жизни, то больше нет надежды, что он выберет добро. Его сердце действительно ожесточилось настолько, что его «жизнь» закончилась»
Эрих Фромм «Душа человека»
Когда я брала в руки книгу Эриха Фромма «Душа человека», я долго сомневалась в выборе: она не очень популярна (по сравнению с берновскими «Играми»), довольно маленькая и с каким-то общим и банальным названием, да и темой – «Душа человека», добро, зло. Однако выбор был сделан. Мои сомнения были развеяны уже во введении. Эта книга не отвлеченное философское рассуждение, а невероятно актуальное исследование СЕГОДНЯ. А это ведь наш – журналистов – материал. Это и наша задача: «… исследовать феномен безразличия по отношению к жизни во все более механизированном индустриальном мире. В этом мире человек стал вещью, и – как следствие этого – он со страхом и равнодушием, если не с ненавистью, противостоит жизни. Нынешняя склонность к насилию, проявляющаяся в молодежной преступности и политических убийствах, ставит перед нами задачу сделать первый шаг на пути к переменам. Возникает вопрос, идем ли мы по направлению к новому варварству, даже если дело не дойдет до атомной войны, или возможен ренессанс нашей гуманистической традиции». Мы не имеем права описывать в своих материалах абстрактное, глубоко психологическое движение души, побуждающее людей поступать определенным образом, но мы также не имеем права не знать того, что движет каждым человеком, попавшим в наше поле зрения, чтобы объективно оценить действительность, ситуацию.
Что такое человек? Изначально доброе или злое существо? Фромм отказывается от этих крайностей и утверждает, что «человек наедине со своими «двумя инстинктами» - стремлением к добру и стремлением к злу». Замечу, что со СВОИМИ инстинктами, т.е. человеку изначально свойственна двойственность характера. Неразумно приписывать ему лишь одну характеристику, тем самым в какой-то мере оправдывая его. Таким образом, перед нами (журналистами) человек, который может двигаться в обе стороны, он выбирает траекторию, совершает определенные действия – теперь перед нами ситуация, которую нужно исследовать. Начиная с обстановки, условий, общей информации по событию, по подобному в истории, мы рано или поздно приходим к человеку, и исследовать его нам необходимо с той же (если не с большей) тщательностью, чем остальное. Книга Фромма действительно полезна, полезна практически. Я убедилась в этом, уже работая с первой ситуацией – митингом антифашистов, отмененном мэрией.
Смотрим:
«Для того чтобы миллионы людей поставили на карту свою жизнь и стали убийцами, им необходимо внушить такие чувства, как ненависть, возмущение, деструктивность и страх. Наряду с оружием эти чувства являются непременным условием для ведения войны».
«Различие между справедливыми и несправедливыми войнами … в высшей степени сомнительно, поскольку обычно каждая из противоборствующих сторон способна представить свою позицию в качестве защиты от нападения».
«Тенденция представлять любую войну в качестве оборонительной показывает следующее: во-первых, большинство людей, во всяком случае во многих цивилизованных странах, не позволяет склонить себя к убийству и смерти, если предварительно их не убедить, что они делают это для защиты своей жизни и свободы; во-вторых, это показывает, как легко убедить миллионы людей в том, что им якобы угрожает опасность нападения и потому они должны себя защищать. Эта подверженность чужому влиянию покоится прежде всего на недостатке независимого мышления и чувствования, а также на эмоциональной зависимости подавляющего большинства людей от их политических вождей. Если эта зависимость существует, то почти все доводы, которые высказываются в достаточно требовательной и убедительной форме, принимаются за чистую монету. Психологические последствия, конечно, одинаковы, идет ли речь о мнимой или о подлинной опасности. Люди чувствуют угрозу себе и готовы убивать и разрушать для собственной защиты».
Все вышеизложенное помогает понять истинную причину подобных явлений, разобраться в том, кто все же виноват в таких ситуациях, почему они происходят и как исправить положение. Для журналиста это особенно важно, так как во многом он создает общественное мнение, поэтому он должен изучать процессы досконально, чтобы самому быть максимально объективным.
Как можно заметить, большинство затрагиваемых тем находится в непосредственной близости с темой власти. Это еще одна сторона общественной жизни, интересная журналисту, линия, с которой будут пересекаться многие материалы. Какое мнение по поводу этого высказывает Эрих Фромм? «Главной опасностью для человечества является не изверг или садист, а нормальный человек, наделенный необыкновенной властью». Власть так или иначе обнажает в человеке те инстинкты, которые подталкивают его к злу. Действительно, если за неимением власти его могли ограничивать законы, другие «властные» люди, то когда он власть получает, ему становится нечего бояться и можно реализовать то стремление к злу, которое ему присуще. Хочется. Нравится. Сделаю. А хочется всегда. Каждый человек предрасположен и к добру, и к злу, как было сказано ранее. И как было замечено и самим мыслителем, и можно вывести из исторического опыта, обладание властью направляет не к добру. Очень часто властные люди если и не были некрофилами, то становятся ими. Некрофилия процветает в современном индустриальном мире. Этот термин здесь понимается не в сексуальном смысле, а в общей любви к мертвому – стремлении угнетать, разрушать, убивать, в частности и себя. Эрих Фромм поднимает очень важную проблему XX века – проблему индустриализации, власти машин, которая приводит к гибели живого. Живого чувства, отношения. Живого человека. Не надо думать, что это связано опять-таки с чисто историческим, отчасти философским взглядом. Это имеет прямое отношение к журналистике, так как является порождением общественных проблем. Вполне конкретных. «Мы находимся в ситуации, в которой резко противостоят друг другу избыток и недостаток, как в экономической, так и в психологической области. Пока люди будут затрачивать основную энергию на то, чтобы защитить свою жизнь от посягательств и на то, чтобы не умереть с голоду, любовь к жизни должна чахнуть, а некрофилия процветать. Важной социальной предпосылкой для развития биофилии является устранение несправедливости». Несправедливость автор усматривает в такой ситуации, когда человек становится не самоцелью, а средством для достижения лучших условий жизни для другого человека. В связи с этим Фромм рассматривает понятие свободы как способности, возможности человека реализовываться. Процесс создания нового – основа жизни. А в нашем обществе эта способность либо подавляется сверху, либо просто невозможно, потому что перед людьми стоит проблема просто выживания, а также продвижения к ложным идеалам. «Постоянная борьба за более высокую ступень на социальной лестнице и постоянная боязнь оказаться несостоятельным порождают перманентное состояние страха и стресса, в котором средний человек не задумывается больше об угрозе, нависшей над ним самим и над всем миром». Социальные условия, создавшиеся в наше время просто не дают возможности людям жить их жизнью, или вообще жить. Жизнь конкретного человека подавляется жизнью масс, механизируется, становится однообразным повторением – это приводит к регрессу. Постоянное, однообразное – мертвое – заполняет нашу жизнь. Причину этого автор находит в растущей бюрократии, усилении и становлении капитализма.
Кому, как не журналисту, необходимо указывать на эти причины, порождающие массу конкретных ситуаций. Современные СМИ порой восторгаются расширяющейся индустриализацией, механизацией нашей жизни, в то время как нужно говорить об утрате живого в жизни человека. Наконец, обратим внимание на язык (СМИ в том числе). Автор говорит о возникших выражениях типа: «убийственно захватывающий», «я смертельно влюблен» или «это меня просто убивает». Это тоже является показателем «очарования мертвым».
Таким образом, нужно ли делать вывод, насколько книга полезна журналисту? В ней исследуется все то, с чем журналист сталкивается каждый день, что становится предметом и его изучения, по крайней мере, должно стать. Начиная от языка, которым он пользуется, и заканчивая причинами тех ситуаций, которые он описывает.
В этой книге получают развитие идеи, к которым я уже обращался в своих более ранних произведениях. В работе «Бегство от свободы» я исследовал проблему свободы в связи с садизмом, мазохизмом и деструктивностью; между тем клиническая практика и теоретические размышления привели меня, как я полагаю, к более глубокому пониманию свободы, а также различных видов агрессивности и деструктивности.
Теперь я могу отличать разные формы агрессивности, которые прямо или косвенно служат жизни, от злокачественной формы деструктивности - некрофилии, или подлинной любви к мертвому, являющейся противоположностью биофилии - любви к жизни и живому. В книге «Человек для себя» я обсуждал проблему этических норм, покоящихся на нашем знании человеческой природы, а не на откровениях или законах и традициях, созданных людьми. Здесь я продолжаю исследование в данном направлении, обращая особое внимание на изучение сущности зла и проблемы выбора между добром и злом. В известном смысле эта книга, главная тема которой - способность человека разрушать, его нарциссизм и инцестуальное влечение, противоположна моей работе «Искусство любить», где речь шла о способности человека к любви. Хотя обсуждение не-любви занимает большую часть данной работы, тем не менее в ней говорится и о любви, но в новом, более широком смысле - о любви к жизни. Я пытался показать, что любовь к живому в сочетании с независимостью и преодолением нарциссизма образует «синдром роста», противоположный «синдрому распада», который возникает из любви к мертвому, из инцестуального симбиоза и злокачественного нарциссизма.
Эрих Фромм - Душа человека
Мыслители XX века
Москва: Республика, 1992 г. - 430 с.
ISBN 5-250-01511-5
Эрих Фромм - Душа человека - Содержание
ВИДНЫЙ МЫСЛИТЕЛЬ XX СТОЛЕТИЯ
ДУША ЧЕЛОВЕКА. Ее способность к добру и злу (перевод В. А. Закса)
I. Человек волк или овца?
II. Различные формы насилия
I I I . Любовь к мертвому и любовь к живому
IV. Индивидуальный и общественный нарциссизм
V. Инцестуальные связи
VI. Свобода. Детерминизм. Альтернативность
ИСКУССТВО ЛЮБИТЬ (перевод Т. И. Перепеловой)
I. Любовь искусство?
II. Теория любви
1. Любовь - разрешение проблемы человеческого существования
2. Любовь между родителями и детьми
3. Объекты любви
А) братская любовь
Б) материнская любовь
В) эротическая любовь
Г) любовь к себе
Д) любовь к Богу
III. Любовь и ее разложение в современном западном обществе
IV. Практика любви
ЗАБЫТЫЙ ЯЗЫК. Введение в науку понимания снов, сказок и мифов (перевод Т. И. Перепеловой)
I. Введение
II. Природа языка символов
III. Природа сновидений
IV. Фрейд и Юнг
V. История толкования снов
1. Ранний, не-психологический подход к толкованию снов
2. Психологический подход к толкованию снов
VI. Искусство толкования снов
VII. Символы в мифе, сказке, обычае и романе
1. Миф об Эдипе
2. Миф о сотворении мира
3. Красная Шапочка
4. Обычай субботы
5. «Процесс» Франца Кафки
ИЗ ПЛЕНА ИЛЛЮЗИЙ. Как я столкнулся с Марксом и Фрейдом (перевод Т. В. Панфиловой)
I. Немного личных воспоминаний
II. Общие основы
III. Концепция человека и его природы
IV. Эволюция человека
V. Человеческая мотивация
VI. Больной индивид и больное общество
VII. Понятие душевного здоровья
VIII. Индивидуальный и социальный характер
IX. Социальное бессознательное
X. Судьба обеих теорий
XI. Еще несколько мыслей по обсуждаемой теме
XII. Кредо
КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА У К. МАРКСА (перевод Э. М. Телятниковой)
I. Маркс и фальсификация его мыслей
II. Исторический материализм Маркса
III. Проблема сознания, социальной структуры и насилия
IV. Природа человека
V. Отчуждение
VI. Социализм
VII. Судьба Марксовых идей
VIII. Маркс как человек
ПРИМЕЧАНИЯ И УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Эрих Фромм - Душа человека - ВИДНЫЙ МЫСЛИТЕЛЬ XX СТОЛЕТИЯ
Долгое время имя Эриха Фромма было известно лишь узкому кругу советских читателей. Между тем Э. Фромм - видный мыслитель XX столетия. Его популярность во всем мире и влияние его идей на современное сознание значительны. Не только психоанализ, но и другие философские течения, в том числе экзистенциализм, персонализм, герменевтика, социобиология, впитали в себя духовные приобретения и открытия философа. Он дал импульс развитию гуманистического мышления нашего века. Значителен его вклад в развитие современной этики. Наконец, чрезвычайно продуктивные идеи получила от Фромма политическая философия нашего столетия.
Фромм, безусловно, энциклопедичен и разносторонен. Он обращается к различным культурам, к мифологии и религиозным текстам, к восточной религии и мировой философии. Он стремится переосмыслить исходные установки философии, этики, психологии, культурологии. При этом он никогда не утрачивает своей собственной темы, присущего ему типа рефлексии. Постоянно возвращаясь к идеям, выраженным в его первых работах, Фромм в течение долгой плодотворной жизни обогащал их.
Что же привлекло к его работам столь большое внимание? В чем его собственный вклад в философию? Прежде всего, он выступал как реформатор психоанализа. Фромм - проницательный и глубокий психолог, сумевший раскрыть истоки человеческих страстей, мотивы человеческого поведения. Он придал психоанализу историческое измерение. Анализируя возможности раскрепощения человека, Фромм проявил богатейшее социологическое воображение. Тончайшие механизмы психики он исследовал на фоне многомерного социально-исторического контекста.
В чем проявилось реформаторство Фромма в психоанализе? Прежде всего в том, что, в отличие от Фрейда, философ считал человеческую природу обусловленной главным образом исторически, не преуменьшая при этом роли биологических факторов. Он отказался от установки Фрейда, будто проблема человека может быть правильно сформулирована в терминах противопоставления биологических и культурных факторов.
Фрейд считал, что человек является закрытой системой, «вещью в себе». По его мнению, природа наделила человека определенными, биологически обусловленными стремлениями, и развитие личности служит реакцией на удовлетворение или фрустрацию этих стремлений. Фромм же показал, что основной подход к изучению человеческой личности должен состоять в понимании отношения человека к миру, к другим людям, к природе и к самому себе. Согласно его воззрениям, человек - изначально социальное существо. Следовательно, ключевая проблема психологии состоит не в раскрытии механизма удовлетворения или фрустрации отдельных инстинктивных стремлений, а в отношении индивида к миру.
Различие между биологическим подходом Фрейда и социальным мышлением Фромма значительно и радикально. Фрейд понял роль бессознательной психосексуальной энергии в жизни человека. Он справедливо подчеркивал, что она оказывает воздействие на все сферы деятельности личности - и эмоциональную, и интеллектуальную. Согласно же Фромму, фрустрация или эрогенность сами по себе не приводят к закреплению соответствующих установок в личности человека. Значение фантазий и физических ощущений состоит не в наслаждении и не в сублимации этих наслаждений, а в том, что они выражают стоящее за ними специфическое отношение к миру.
Фрейд исходил из глубокого убеждения в порочности человеческой природы. Фромм отверг эту посылку. Он показал, что такие идеалы, как истина, справедливость, свобода, хотя они часто оказываются лишь пустыми словами или рационализациями, могут быть подлинными стремлениями человека. Анализ, который игнорирует эти стремления в качестве динамических факторов, всегда ошибочен.
Создатель психоанализа ограниченно понимал секс, а тем более любовь, нежность. Фромм, в отличие от Фрейда, показывал, что экономические, психологические и идеологические факторы находятся в сложном взаимодействии. Они не являются простым рефлексом сексуальности. Человек реагирует на изменения внешней обстановки тем, что меняется сам. Психологические факторы, в свою очередь, способствуют дальнейшему развитию экономического и социального прогресса. Известно, что Фромм пытался гуманизировать психоанализ. По его мнению, именно Фрейд стал впервые исследовать личность как некую тотальность. Он открыл особый метод наблюдения за человеком, который позволял анализировать свободные ассоциации, ошибочные действия, символические акты поведения. Вместе с тем психоанализ - не только метод управляемой интроспекции. Его можно считать своеобразной исповедью, когда больной, направляемый специалистом, раскрывает свои мысли, желания, тягостные или предосудительные воспоминания и освобождается, таким образом, от их вредного воздействия. Он дополняется истолкованием и критикой некоторых объективных актов поведения, смысл которых ускользнул от внимания традиционной психологии. В частности, психоанализ дал возможность доказать, что сны имеют смысл. Он даже позволил разгадать этот смысл. В классической древности, как известно, снам придавали огромное значение, считая их предсказаниями будущего. Современная Фрейду наука изгнала сны в область предрассудков и суеверий, объявила их простым «телесным» актом, своего рода судорогой глубоко спящей психики. В своей работе «Забытый язык» Фромм обращается к анализу снов и мифов, подчеркивая, что для древних миф играл совсем иную роль, нежели в наши дни. Люди, жившие в развитых цивилизациях Запада и Востока, рассматривали сны и мифы как важнейшее выражение души. Неспособность понимать их оценивалась как неграмотность. Между тем сны - это универсальное явление человеческой жизни. Оценивая обширный арсенал символов, Фромм пытался типологизировать их, создавая реальную основу для сопоставления различных форм забытого языка.
Эти открытия Фромма во многом изменили направленность психоанализа, обеспечили новый виток его развития. Они позволили использовать методику неофрейдизма для анализа социально-исторической динамики. Философу удалось создать целую галерею социальных типажей и характеров; он пытался осмыслить общественные, политические коллизии века. Вполне естественно, что это привело его к потребности выявить гуманистический потенциал идей К. Маркса.
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Эрих Фромм
Душа человека
THE HEART OF MAN
Печатается с разрешения The Estate of Erich Fromm and of Annis Fromm и литературного агентства Liepman AG, Literary Agency.
© Erich Fromm, 1964
© Перевод. В. Закс, 2006
© Издание на русском языке AST Publishers, 2010
От автора
В этой книге получают развитие идеи, к которым я уже обращался в своих более ранних произведениях. В работе «Бегство от свободы» я исследовал проблему свободы в связи с садизмом, мазохизмом и деструктивностью; между тем клиническая практика и теоретические размышления привели меня, как я полагаю, к более глубокому пониманию свободы, а также различных видов агрессивности и деструктивности. Теперь я могу отличать разные формы агрессивности, которые прямо или косвенно служат жизни, от злокачественной формы деструктивности – некрофилии, или подлинной любви к мертвому, являющейся противоположностью биофилии – любви к жизни и живому. В книге «Человек для себя» я обсуждал проблему этических норм, покоящихся на нашем знании человеческой природы, а не на откровениях или законах и традициях, созданных людьми. Здесь я продолжаю исследование в данном направлении, обращая особое внимание на изучение сущности зла и проблемы выбора между добром и злом. В известном смысле эта книга, главная тема которой – способность человека разрушать, его нарциссизм и инцестуальное влечение, противоположна моей работе «Искусство любить», где речь шла о способности человека к любви. Хотя обсуждение не-любви занимает большую часть данной работы, тем не менее в ней говорится и о любви, но в новом, более широком смысле – о любви к жизни. Я пытался показать, что любовь к живому в сочетании с независимостью и преодолением нарциссизма образует «синдром роста», противоположный «синдрому распада», который возникает из любви к мертвому, из инцестуального симбиоза и злокачественного нарциссизма.
Не только мой опыт клинициста, но также общественное и политическое развитие последних лет побудили меня к исследованию синдрома распада. Все настоятельнее звучит вопрос, почему, несмотря на всю добрую волю и осознание последствий атомной войны, попытки предотвратить ее так ничтожны по сравнению с величиной опасности и вероятностью ее возникновения. Полным ходом идет гонка атомных вооружений, продолжается «холодная война». Именно тревога побудила меня исследовать феномен безразличия по отношению к жизни во все более механизированном индустриальном мире. В этом мире человек стал вещью, и – как следствие этого – он со страхом и равнодушием, если не с ненавистью, противостоит жизни. Нынешняя склонность к насилию, проявляющаяся в молодежной преступности и политических убийствах, ставит перед нами задачу сделать первый шаг на пути к переменам. Возникает вопрос, идем ли мы по направлению к новому варварству, даже если дело не дойдет до атомной войны, или возможен ренессанс нашей гуманистической традиции.
Наряду с обсуждением данной проблемы в этой книге мне хотелось бы прояснить, как соотносятся мои психоаналитические представления с теорией Фрейда. Я никогда не соглашался с тем, что меня причисляли к новой «школе» психоанализа, как бы ее ни называли – «культурной школой» или «неофрейдизмом». Я убежден, что эти школы дали ценные результаты, однако некоторые из них отодвинули на задний план многие из важнейших открытий Фрейда. Я определенно не являюсь «ортодоксальным фрейдистом». Дело в том, что любая теория, которая не изменяется в течение 60 лет, именно по этой причине не является больше первоначальной теорией своего создателя; она, скорее, окаменелое повторение прежнего и как таковая в действительности превращается в установку. Свои основополагающие открытия Фрейд осуществил во вполне определенной философской системе, системе механистического материализма, последователями которого было большинство естествоиспытателей начала нашего столетия. Я считаю, что необходимо дальнейшее развитие идей Фрейда в другой философской системе, а именно в системе диалектического гуманизма . В этой книге я пытался показать, что на пути величайших открытий Фрейда – эдипова комплекса, нарциссизма, инстинкта смерти – стояли его мировоззренческие установки, и если эти открытия освободить от старой системы и перенести в новую, они станут более убедительными и значительными. Я думаю, что система гуманизма с ее парадоксальным смешением беспощадной критики, бескомпромиссного реализма и рациональной веры даст возможность для дальнейшего плодотворного развития здания, фундамент которого был заложен Фрейдом.
И еще одно замечание. Изложенные в этой книге мысли основываются на моей клинической деятельности как психоаналитика (и до известной степени на опыте моего участия в общественных процессах). Вместе с тем в ней мало используется документальных материалов, к которым я хотел бы обратиться в большей по объему работе, посвященной теории и практике гуманистического психоанализа.
В заключение я хочу поблагодарить Пола Эдвардса за критические замечания к главе о свободе, детерминизме и альтернативности.
Хочу подчеркнуть, что моя точка зрения на психоанализ ни в коем случае не является желанием подменить теорию Фрейда так называемым «экзистенциальным анализом». Этот эрзац теории Фрейда зачастую весьма поверхностен; понятия, заимствованные у Хайдеггера или Сартра (или Гуссерля), используются без их связи с тщательно продуманными клиническими фактами. Это относится как к известным «экзистенциальным психоаналитикам», так и к психологическим идеям Сартра, которые хотя и блестяще сформулированы, все же поверхностны и не имеют солидного клинического фундамента. Экзистенциализм Сартра, как и Хайдеггера, – это не новое начало, а конец. Оба говорят об отчаянии, постигшем западного человека после катастрофы двух мировых войн и режимов Гитлера и Сталина. Но у них речь идет не только о выражении отчаяния, но и о манифестации крайнего буржуазного эгоизма и солипсизма. У Хайдеггера, симпатизировавшего нацизму, это вполне можно понять. Гораздо больше сбивает с толку Сартр, который утверждает, что он – марксист и философ будущего, оставаясь при этом представителем духа общества беззакония и эгоизма, которое он критикует и хочет изменить. Что касается точки зрения, согласно которой жизнь имеет смысл, не дарованный и не гарантированный ни одним из богов, то она представлена во многих системах, среди религий – прежде всего в буддизме.
Сартр и его сторонники теряют важнейшее достижение теистических и нетеистических религий и гуманистической традиции, когда утверждают, что нет объективных ценностей, имеющих значение для всех людей, и существует понятие свободы, вытекающее из эгоистического произвола.
I. Человек – волк или овца?
Одни полагают, что люди – это овцы, другие считают их хищными волками. Обе стороны могут привести аргументы в пользу своей точки зрения. Тот, кто считает людей овцами, может указать хотя бы на то, что они с легкостью выполняют приказы других людей, даже в ущерб себе. Он может также добавить, что люди снова и снова следуют за своими вождями на войну, которая не дает им ничего, кроме разрушения, что они верят любой несуразице, если она излагается с надлежащей настойчивостью и подкрепляется авторитетом властителей – от прямых угроз священников и королей до вкрадчивых голосов более или менее тайных обольстителей. Кажется, что большинство людей, подобно дремлющим детям, легко поддается внушению и готово безвольно следовать за любым, кто, угрожая или заискивая, достаточно упорно их уговаривает. Человек с сильными убеждениями, пренебрегающий воздействием толпы, скорее исключение, чем правило. Он часто вызывает восхищение последующих поколений, но, как правило, является посмешищем в глазах своих современников.
Великие инквизиторы и диктаторы основывали свои системы власти как раз на утверждении, что люди – это овцы. Именно мнение, согласно которому люди – овцы и потому нуждаются в вождях, принимающих за них решения, нередко придавало самим вождям твердую убежденность, что они выполняли вполне моральную, хотя подчас и весьма трагичную обязанность: брали на себя руководство и снимали с других груз ответственности и свободы, давая людям то, что те хотели.
Однако если большинство людей – овцы, то почему они ведут жизнь, которая этому полностью противоречит? История человечества написана кровью. Это история никогда не прекращающегося насилия, поскольку люди почти всегда подчиняли себе подобных с помощью силы. Разве Талаат-паша сам убил миллионы армян? Разве Гитлер один убил миллионы евреев? Разве Сталин один убил миллионы своих политических противников? Нет. Эти люди были не одиноки, они располагали тысячами других людей, которые умерщвляли и пытали, делая это не просто с желанием, но даже с удовольствием. Разве мы не сталкиваемся повсюду с бесчеловечностью человека – в случае безжалостного ведения войны, в случае убийства и насилия, в случае беззастенчивой эксплуатации слабых более сильными? А как часто стоны истязаемого и страдающего существа наталкиваются на глухие уши и ожесточенные сердца! Такой мыслитель, как Гоббс, из всего этого сделал вывод: homo homini lupus est (человек человеку – волк). И сегодня многие из нас приходят к заключению, что человек от природы является существом злым и деструктивным, что он напоминает убийцу, которого от любимого занятия может удержать только страх перед более сильным убийцей.
И все же аргументы обеих сторон не убеждают. Пусть мы и встречали некоторых потенциальных или явных убийц и садистов, которые по своей беззастенчивости могли бы тягаться со Сталиным или с Гитлером, все же это были исключения, а не правила. Неужели мы действительно должны считать, что мы сами и большинство обычных людей только волки в овечьей шкуре, что наша «истинная природа» якобы проявится лишь после того, как мы отбросим сдерживающие факторы, мешавшие нам до сих пор уподобиться диким зверям? Хоть это и трудно оспорить, однако такой ход мысли нельзя признать вполне убедительным. В повседневной жизни есть возможности для проявления жестокости и садизма, причем нередко их можно реализовать, не опасаясь возмездия. Тем не менее многие на это не идут и, напротив, реагируют с отвращением, когда сталкиваются с подобными явлениями.
Может быть, есть другое, лучшее объяснение этого удивительного противоречия? Может быть, ответ прост и заключается в том, что меньшинство волков живет бок о бок с большинством овец? Волки хотят убивать, овцы хотят делать то, что им приказывают. Волки заставляют овец убивать и душить, а те поступают так не потому, что это доставляет им радость, а потому, что они хотят подчиняться. Кроме того, чтобы побудить большинство овец действовать, как волки, убийцы должны придумать истории о правоте своего дела, о защите свободы, которая якобы находится в опасности, о мести за детей, заколотых штыками, об изнасилованных женщинах и поруганной чести. Этот ответ звучит убедительно, но и после него остается много сомнений. Не означает ли он, что существуют как бы две человеческие расы – волки и овцы? Кроме того, возникает вопрос: если это не свойственно их природе, то почему овцы с такой легкостью соблазняются поведением волков, когда насилие представлено в качестве их священной обязанности? Может быть, сказанное о волках и овцах не соответствует действительности? Может быть, и в самом деле отличительным свойством человека является нечто волчье и большинство просто не проявляет этого открыто? А может, речь вообще не должна идти об альтернативе? Может быть, человек – это одновременно и волк, и овца, или он – ни волк, ни овца?
Сегодня, когда нации определяют возможность применения опаснейшего разрушающего оружия против своих «врагов» и, очевидно, не страшатся даже собственной гибели в ходе массового уничтожения, ответ на эти вопросы имеет решающее значение. Если мы будем убеждены, что человек от природы склонен к разрушению, что потребность применять насилие коренится глубоко в его существе, то может ослабнуть наше сопротивление все возрастающей жестокости. Почему нужно сопротивляться волкам, если все мы в той или иной степени волки? Вопрос о том, является ли человек волком или овцой, – это лишь заостренная формулировка вопроса, который в самом широком и общем смысле принадлежит к основополагающим проблемам теологического и философского мышления западного мира, а именно: является ли человек по существу злым и порочным или он добр по своей сути и способен к самосовершенствованию? Ветхий Завет не считает, что человек порочен в своей основе. Неповиновение Богу со стороны Адама и Евы не рассматривается как грех. Мы нигде не находим указаний на то, что это неповиновение погубило человека. Напротив, это неповиновение является предпосылкой того, что человек осознал самого себя, что он стал способен решать свои дела. Таким образом, этот первый акт неповиновения в конечном счете является первым шагом человека на пути к свободе. Кажется даже, что это неповиновение было предусмотрено Божьим планом. Согласно пророкам, именно благодаря тому, что человек был изгнан из рая, он оказался в состоянии сам формировать свою историю, укреплять свои человеческие силы и в качестве полностью развитого индивида достигнуть гармонии с другими людьми и природой. Эта гармония заступила на место прежней, в которой человек еще не был индивидом. Мессианская мысль пророков явно исходит из того, что человек в своей основе непорочен и может быть спасен помимо особого акта Божьей милости.
Конечно, этим еще не сказано, что способность к добру обязательно побеждает. Если человек творит зло, то он и сам становится хуже. Так, например, сердце фараона «ожесточилось», поскольку он постоянно творил зло. Оно ожесточилось настолько, что в определенный момент для него стало совершенно невозможно начать все заново и покаяться в содеянном. Примеров злодеяний в Ветхом Завете содержится не меньше, чем примеров праведных дел, но в нем ни разу не делается исключения для таких возвышенных образов, как царь Давид. С точки зрения Ветхого Завета человек способен и к хорошему, и к дурному, он должен выбирать между добром и злом, между благословением и проклятием, между жизнью и смертью. Бог никогда не вмешивается в это решение. Он помогает, посылая своих посланцев, пророков, чтобы наставлять людей, каким образом они могут распознавать зло и осуществлять добро, чтобы предупреждать их и возражать им. Но после того, как это уже свершилось, человек остается наедине со своими «двумя инстинктами» – стремлением к добру и стремлением к злу, теперь он сам должен решать эту проблему.
Развитие христианства шло иначе. По мере становления христианской веры появилась точка зрения, согласно которой неповиновение Адама было грехом, причем настолько тяжким, что он погубил природу самого Адама и всех его потомков. Теперь человек не мог больше собственными силами освободиться от этой порочности. Только акт Божьей милости, появление Христа, умершего за людей, может уничтожить эту порочность и спасти тех, кто уверует в него.
Разумеется, догма о первородном грехе не оставалась бесспорной и внутри самой церкви. На нее нападал Пелагий, однако ему не удалось одержать верх. В период Ренессанса гуманисты пытались смягчить эту догму внутри церкви, хотя они не боролись с ней прямо и не оспаривали ее, как это делали многие еретики. Правда, Лютер был более твердо убежден во врожденной подлости и порочности человека, в то время как мыслители Ренессанса, а позднее Просвещения отважились на заметный шаг в противоположном направлении. Последние утверждали, что все зло в человеке является лишь следствием внешних обстоятельств, и потому в действительности у человека нет возможности выбора. Они полагали, что необходимо лишь изменить обстоятельства, из которых произрастает зло, тогда изначальное добро в человеке проявится почти автоматически. Эта точка зрения повлияла также на мышление Маркса и его последователей. Вера в принципиальную доброту человека возникла благодаря новому самосознанию, приобретенному в ходе неслыханного со времен Ренессанса экономического и политического прогресса. Моральное банкротство Запада, начавшееся с Первой мировой войны и приведшее через Гитлера и Сталина, через Ковентри и Хиросиму к нынешней подготовке всеобщего уничтожения, наоборот, повлияло на то, что снова стала усиленно подчеркиваться склонность человека к дурному. По существу, это была здоровая реакция на недооценку врожденной склонности человека творить зло. С другой стороны, слишком часто это служило причиной осмеяния тех, кто не потерял еще своей веры в человека, причем их точка зрения понималась ложно, а подчас и намеренно искажалась.
Меня часто несправедливо упрекали в недооценке зла, потенциально заложенного в человеке. Хотелось бы подчеркнуть, что я далек от подобного сентиментального оптимизма. Тот, кто обладает длительным опытом практикующего психоаналитика, едва ли может быть склонен к недооценке деструктивных сил в человеке. Он видит эти силы в действии у тяжело больных пациентов и знает, насколько трудно бывает приостановить или направить их энергию в конструктивное русло. Так же и те, кто пережил внезапный взрыв зла и разрушительной ярости с начала Первой мировой войны, едва ли не заметят силу и интенсивность человеческой деструктивности. Тем не менее существует опасность, что чувство бессилия, охватывающее сегодня как интеллигента, так и среднего человека, может привести к тому, что они усвоят новую версию порочности и первородного греха и используют ее для рационализации взгляда, согласно которому война неизбежна как следствие деструктивности человеческой природы.
Подобная точка зрения, нередко козыряющая своим необыкновенным реализмом, является заблуждением по двум причинам. Во-первых, интенсивность деструктивных устремлений ни в коем случае не свидетельствует об их неодолимости или даже доминировании. Во-вторых, предположение, что войны являются в первую очередь результатом действия психологических сил, ошибочно. При объяснении общественных и политических проблем нет нужды подробно останавливаться на ложной посылке «психологизма». Войны возникают по решению политических, военных и экономических вождей для захвата земель, природных ресурсов или для получения торговых привилегий, для защиты от реальной или мнимой угрозы безопасности своей страны или для того, чтобы поднять свой личный престиж и стяжать себе славу. Эти люди не отличаются от среднего человека: они эгоистичны и едва ли готовы отказаться от собственных преимуществ в пользу других, но вместе с тем они не выделяются ни особой злобностью, ни особой жестокостью. Когда такие люди, которые в нормальной жизни скорее содействовали бы добру, чем злу, приходят к власти, повелевают миллионами и располагают самым страшным оружием разрушения, они могут нанести огромный вред. В гражданской жизни они, вероятно, разорили бы конкурента. В нашем мире могучих и суверенных государств (причем «суверенный» означает: не подчиняющийся никаким моральным законам, которые могли бы ограничить свободу действий суверенного государства) они могут искоренить всю человеческую расу. Главной опасностью для человечества является не изверг или садист, а нормальный человек, наделенный необычайной властью. Однако для того чтобы миллионы людей поставили на карту свою жизнь и стали убийцами, им необходимо внушить такие чувства, как ненависть, возмущение, деструктивность и страх. Наряду с оружием эти чувства являются непременным условием для ведения войны, однако они не являются ее причиной, так же как пушки и бомбы сами по себе не являются причиной войн. Многие полагают, что атомная война в этом смысле отличается от войны традиционной. Тот, кто нажатием кнопки запускает атомные бомбы, каждая из которых способна унести сотни тысяч жизней, едва ли испытывает те же чувства, что и солдат, убивающий с помощью штыка или пулемета. Но даже если запуск атомной ракеты в сознании упомянутого лица переживается только как послушное исполнение приказа, все же остается вопрос: не должны ли содержаться в более глубоких слоях его личности деструктивные импульсы или, по меньшей мере, глубокое безразличие по отношению к жизни, для того чтобы подобное действие вообще стало возможным?
Я хотел бы остановиться на трех феноменах, которые лежат, по моему мнению, в основе наиболее вредной и опасной формы человеческого ориентирования: на любви к мертвому, закоренелом нарциссизме и симбиозно-инцестуальном влечении. Взятые вместе они образуют «синдром распада», который побуждает человека разрушать ради разрушения и ненавидеть ради ненависти. Я хотел бы также обсудить «синдром роста», который состоит из любви к живому, любви к человеку и к независимости. Лишь у немногих людей один из этих двух синдромов получил полное развитие. Однако нет сомнения в том, что каждый человек движется в определенном, избранном им направлении: к живому или мертвому, к добру или злу.
Рассматривая проблемы психоанализа в послефрейдовской социальной мысли, нельзя не выделить ее вершину. В социологическом плане ею выступает учение Э. Фромма. Его научное наследие нельзя строго отнести к какой-то одной дисциплине. Однако можно определить ведущую проблему всего его творчества - проблему человека. Она занимает центральное место в работах Э. Фрома разных лет, но преимущественно в период после Второй мировой войны. Причинами актуализации личностной проблематики были и осмысление им ценности жизни человека, и развитие капитализма в новых условиях, заставившее по-другому взглянуть на проблему отчуждения человека и влияния на него деструктивных сил, и, наконец, общий резко возросший интерес к проблематике человека в мировой общественной мысли, появление и развитие радикального гуманизма. Фромм подчеркивал, что наибольшее значение для него имели идеи Маркса и Фрейда, которые он и хотел объединить в своей теории. Если от Фрейда он взял идею о доминирующей роли бессознательного в личности человека, то от Маркса – мысль о значении социальной формации для развития психики, а также идею о развитии отчуждения при капитализме, понимая под этим психологическое отчуждение, отчуждение людей друг от друга.
Фромм пришел к выводу, что движущими силами развития личности являются две врожденные бессознательные потребности, находящиеся в состоянии антагонизма: потребность в укоренении и потребность в индивидуализации. Если потребность в укоренении заставляет человека стремиться к обществу, соотносить себя с другими его членами, стремиться к общей с ними системе ориентиров, идеалов и убеждений, то потребность в индивидуализации, напротив, толкает к изоляции от других, к свободе от давления и требований общества. Эти две потребности являются причиной внутренних противоречий, конфликта мотивов у человека, который всегда тщетно стремится каким-то образом соединить эти противоположные тенденции в своей жизни.
Индивидуализация развивается в ущерб укорененности, о которой человек начинает тосковать, стремясь убежать от обретенной свободы. Это бегство от свободы, характерное для общества, где все друг другу чужие, проявляется не только в желании получить надежную работу, но и в идентификации с политическим деятелем, который обещает надежность, стабильность и укорененность. Таким стремлением убежать от свободы, которая оказывается слишком трудной для человека, объяснял и приход фашизма. Социализм тоже лишает людей индивидуальности, давая им в обмен стереотипность образа жизни, мышления и мировоззрения.
Единственным чувством, которое, по мнению Фромма, помогает человеку примерить эти две противоположные потребности, является любовь в самом широком понимании этого слова. В стремлении к индивидуализации люди обычно стремятся к свободе от других, от обязательств и догм, определяющих их жизнь в обществе. Желание свободы от всех и любой ценой не дает человеку возможности задуматься над тем, зачем ему нужна эта свобода. Поэтому, обретая ее, он не знает, что с ней делать, и у него возникает желание променять ее опять на укорененность. В то же время есть и другая свобода, «свобода для», то есть свобода, необходимая нам для осуществления наших намерений. Такая свобода требует освобождения не от всех связей, а только от тех, которые мешают в осуществлении задуманного. Поэтому обретение такой свободы и индивидуальности не тяготит человека, но, наоборот, принимается им с радостью. Именно такая свобода, свобода для жизни с близкими людьми, и рождается в любви. Она дает одновременно и удовлетворение и потребности в индивидуализации, и потребности в укорененности, примиряет их и гармонизирует жизнь человека, его личность и отношения с миром. Поэтому Фромм говорил о необходимости построить на Земле новое общество – «гуманистический идеализм», основанный на любви людей друг к другу.
Фромм также говорил о механизмах психологической защиты, с помощью которых человек стремиться избежать внутриличностного конфликта. По Фромму, это садизм, мазохизм, конформизм и деструктивизм. При садизме и мазохизме происходит «укорененность» жертвы с палачом, которые зависят друг от друга и нуждаются друг в друге, хотя разность их позиций и дает им некое ощущение собственной индивидуальности. При конформизме чувство укорененности берет верх, в то время как при деструктивизме, наоборот, верх одерживает стремление к индивидуализации, стремление разрушить то общество, которое не дает человеку возможности укорениться в нем. Таким образом, хотя эти механизмы и помогают человеку преодолеть внутреннее несоответствие, они, тем не менее, не решают глобальных проблем.
Зависимость характера человека от его образа жизни Фромм выразил в понятии социального характера. Социальный характер меняется вместе с изменением общества, культуры. Фромм различал следующие его типы: накопительский, воспринимающий, рыночный, эксплуататорский, некрофилический. Все они разновидности непродуктивного характера. Только создание нового общества в будущем приведет к продуктивному характеру. С наибольшей подробностью Фромм описал рыночный характер, соответствующий современному капиталистическому обществу: «живое существо становится товаром на «рынке личностей». Модель этой ориентации характера задается рынком и его экономической функцией в современном обществе. Поскольку отличительная черта современного рынка – не место встречи, а механизм абстрактного и безличного спроса, поскольку рыночный тип характера означает стремление людей рассматривать любую ценность, в том числе и ценность людей, как меновую. Для таких людей оценки и на индивидуально-личностном, и на товарном рынке одни и те же. «Цель рыночного характера – полнейшая адаптация, чтобы быть нужным, сохранить спрос на себя при всех условиях. Личности с рыночным характером… не имеют даже своего собственного Я, на которое они могли бы опереться, ибо их Я постоянно меняется в соответствии с принципом – «я такой, какой я вам нужен». Преобладает рассудочное, манипулятивное мышление, эмоциональная жизнь атрофируется. Рыночный характер Фромм называет также отчужденным характером, потому что люди с таким характером отчуждены от своего труда, от самих себя, от других людей и от природы. Рыночная ориентация является современным продуктом. Упаковка, ярлык, фирменная марка стали важны как для товаров, так и для людей с недавнего времени.
Порожденный обществом, в котором господствует частная собственность, этот характер выражает такой способ существования человека, который Фромм назвал обладанием. Ориентация на обладание проявляется в собственнических чувствах и установках, которые пронизывают жизнь человека во всех ее проявлениях – в обучении, в формах отношений между людьми, в том числе родителей и детей, мужа и жены, пациента и врача и т.д. С позиции психологии он обличает современное капиталистическое общество, в котором люди «стали винтиками бюрократической машины», их мыслями и чувствами, вкусами манипулируют «правительство, индустрия и находящиеся под их контролем средства массовой информации; экономический прогресс коснулся лишь ограниченного числа богатых наций, пропасть между богатыми и бедными нациями все больше и больше увеличивается; технический прогресс создал опасность для окружающей среды и угрозу ядерной войны, каждая из которых – или обе вместе – способны уничтожить всю цивилизация и, возможно, жизнь на земле».
Кроме этих основных проблем современного человека, Фромм выделяет и проблему внутренней двойственности и противоречивости человека. «Проблема человеческого существования совершенно уникальна по своей природе: вроде человек вышел из природы – и все же пребывает в ней; он отчасти божество, отчасти животное, он и бесконечен, и ограничен. Необходимость вновь и вновь разрешать противоречия своего существования, находить в себе более высокие формы единства с природой, своими собратьями и самим собой – вот источник всех душевных сил, движущих человеком, источник всех его страстей, аффектов и стремлений».
Э. Фромм считает, что личность противоречива вследствие противоречивости воздействия на нее как объективных природных процессов (жизнь и смерть), так и экономических и политических. Отсюда – учение Фромма о бытии и обладании. Смысл его в следующем. Человечество в результате наступившего кризиса близко к экономической и психологической катастрофе. Выход из кризисного положения связан только с изменением характера человека. Сейчас его ведущая установка – на обладание, будущее же – за установкой на бытие. Речь идет о переходе от потребительского общества к здоровому обществу, основанному на господстве гуманизма. Человек должен быть самим собой, развивать присущие ему качества, а не стремиться к стяжательству, к непомерным притязаниям. Нужны добровольные связи с миром и природой, продуктивная деятельность человека, любовь к работе, которые снова соединят его с миром, но уже не первичными связями, а как свободного и независимого индивида. Это и есть стратегический план на спасение и изменение человеческого общества.
Крайне важная категория учения Э.Фромма о личности – любовь. Под ней он понимал и жизненную потребность каждого человеческого существа, и великую, объединяющую людей силу. Однако современное западное общество не создает для ее (любви) развития соответствующих условий; наоборот, вместо объединяющей любви продуцируется разъединяющее зло.
Э. Фромм анализирует различные виды любви, особо выделяя любовь между родителями и детьми. По такому критерию, как объекты любви, ученый выделяет следующие ее виды: братскую любовь, материнскую любовь, эротическую любовь, любовь к себе, любовь к Богу.
Фромм утверждает, что любовь – редкое явление в современном обществе, а ее место заняли многочисленные формы псевдолюбви, которые в действительности являются формами ее разложения. Он считает, что люди ошибочно говорят о любви другим и внушают это чувство себе по той причине, что хотят спастись от одиночества, которое иначе было бы невыносимым. Вступая в брак, человек вступает в «союз двоих против всего мира», и этот эгоизм принимается за любовь и близость. «Любовь - как взаимное половое удовлетворение и любовь - как работа в составе команды и убежище от одиночества – вот две нормальные формы разложения любви в современном западном обществе, патология любви, следующая социально обусловленным образцам». Я полностью согласна с мнением философа и поддерживаю его, т.к. тоже считаю любовь редким чувством в современном мире, мире, в котором главную роль играют деньги, власть, слава. Множество отношений строятся на собственной выгоде – как материальной, так и моральной. Чувство одиночества, на мой взгляд, является одним из самых разрушительных. Оно толкает человека в руки более или менее подходящего спутника жизни, закрывает долгую и изнурительную «дорогу» в поисках своего идеала. Но все же, настоящая любовь существует. Я считаю, что это такая любовь, при которой человек без сожаления может отдать все что имеет, с радостью делится своими чувствами, может «свернуть горы», при этом, не прося в замен таких же поступков.
В других исследованиях ученый подчеркивает, что в каждом человеке заложены две тенденции – любовь к жизни (биофилия) и любовь к смерти (некрофилия). Человек может стать биофилом или некрофилом. Если он утрачивает стремление к жизни, торжествует инстинкт смерти. У Фромма понятие некрофилия строиться не на сексуальной основе, это понятие значительно шире и богаче. Речь идет о стремлении к разрушению в самых различных формах. Человек сам взращивает в себе комплексы некрофила, связанные с жестокостью, дистрофией чувств.
Работы Фромма заложили основы направления, одно время популярного в западной психологии и получившего название «фрейдо-марксизм». Однако главное значение его работ в том, что они, оставаясь в русле основных положений психоанализа, отвечали и на новые, возникшие уже во второй половине XX века вопросы, соединяя идеи Фрейда и с Адлером, и с гуманистической психологией. Попытки на языке психоанализа показать противоречивость позиции человека в его общении с окружающими, роль общества в развитии личности имели большое значение не только для психологии, но и для смежных наук – истории, социологии, философии, педагогики.
Критическое эссе
Главное внимание Фромм уделяет капиталистическому обществу и его противоречиям и личности при капитализме. Развиваемая Фроммом концепция человека капиталистического общества, когда не только труд, но и личность превращается в товар, когда достигло предела отчуждение человека: превратился в автомат, которым манипулируют, обличает капитализм как социальную систему. «Капиталистическое общество основано на принципе рынка как регулятора всех экономических, а стало быть, и общественных отношений. Товарный рынок определяет условия обмена товаров». Фромм показал, что экономическая система капиталистического общества потребовала от человека таких качеств, как эгоизм, себялюбие, алчность, которые являются продуктом этих социальных условий.
По мнению Фромма, женщины должны быть освобождены от патриархального господства. В современной культуре роль женщины претерпела огромные изменения. Фромм писал: «Господство мужчины началось лишь около шести тысяч лет назад, когда избыток сельскохозяйственной продукции позволил нанимать и эксплуатировать работников, создавать армии и могущественные города-государства. С тех пор в большинстве культур всего мира верх взяли «ассоциированные мужчины», подчинившие себе женщин. Эта победа мужского пола в человеческом роде была обусловлена экономической властью мужчин и созданной ими военной машиной». Война между полами нередко носит неприкрытый характер, однако чаще всего это скрытая война. В далекие времена женщин воспринимали хозяйкой по дому, матерью, любовницей. Все важные решения, в том числе управленческие, принимали только мужчины, в спортивных играх участвовали мужчины, в театрах играли тоже мужчины и т.д. В современном мире наблюдается совершенно иная картина. Теперь женщины работают не хуже мужчин, занимают ответственные, руководящие должности, участвуют в спортивных соревнованиях наравне с мужчинами, занимаются научными исследованиями, водят автомобили и становятся независимыми, гордыми и самостоятельными. «Но борьба за освобождение женщин только что началась, и не стоит недооценивать сопротивления мужчин».
Фромм обвиняет общество в «болезни». Он считает, что проблему человеческого существования можно решить правильно и неправильно. «Если человек достигает в своем развитии полной зрелости в соответствии со свойствами и законами человеческой природы, то он обретает душевное здоровье. Неудача такого развития приводит к душевному заболеванию». Отсюда следует, что мерилом психического здоровья является удовлетворительное решение проблемы человеческого существования. Фромм называет «глубоко ущербными» людьми тех, кому не удается достичь свободы, спонтанности, подлинного самовыражения; это люди с чувством одиночества, бесполезности и потребности в любви. Поскольку эта «ущербность» присуща многим, философ считает общество «больным». «В наши дни мы сталкиваемся с человеком, который действует и чувствует, как автомат, он никогда не испытывает переживаний; его искусственная улыбка пришла на смену искреннему смеху, а ничего не значащая болтовня заняла место словесного общения; он испытывает унылое чувство безнадежности вместо действительной боли». Действительно, человек проявляет почти безграничную приспособляемость: он может есть почти все, жить практически в любых климатических условиях и вряд ли существует психическое состояние, которого он не смог бы вынести.
Фромм считает, что душевное здоровье не идеал, который надо навязывать личности. Наоборот, стремление к нему, к счастью, гармонии, любви внутренне присуще каждому человеку, «если только он не родился духовным или моральным уродом». Для того чтобы начала складываться тенденция к «выздоровлению», необходимо, для начала, осознать страдания, их источник и причины. А рост самосознания может стать эффективным, если изменятся ценности, нормы и «практика жизни, основанная на невротической структуре и постоянно ее воспроизводящая».
ЧЕЛОВЕК - ВОЛК ИЛИ ОВЦА?
Человек- волк или овца? Зло и насилие или жертва зла и насилия? Какова природа человека и существует ли она вообще? Что обусловливает его действия? Ответы на эти вопросы дает Эрих Фромм своей книге «Душа человека…»
РАЗЛИЧНЫЕ ФОРМЫ НАСИЛИЯ
Игровое насилие - наиболее нормальная и наименее патологическая форма насилия. Оно не мотивируется ненавистью или деструктивностью, его цель - демонстрация своей ловкости. Примером такого типа насилия являются различные военные игры, виды борьбы.
Реактивное насилие - проявляется при защите жизни, свободы, достоинства, а также собственного или чужого имущества. Его причиной является страх, а целью - сохранение. Люди чувствуют угрозу себе и готовы убивать и разрушать для собственной защиты либо пытаются силой вернуть то, чего кто-то был лишен (фрустрация).
Насилие из мести . При реактивном насилии речь идет о том, чтобы уберечься от угрозы нанесения ущерба. При мстительном насилии, напротив, ущерб уже нанесен, так что применение силы не является функцией защиты, оно имеет иррациональную функцию магическим образом снова сделать как бы несвершившимся то, что реально свершилось.
Мотив мести обратно пропорционален силе и продуктивности группы или отдельного индивида: зрелый, продуктивный человек в меньшей степени мотивирован жаждой мести, чем невротик, которому тяжело вести полную, независимую жизнь и который часто склоняется к тому, чтобы поставить на карту все свое существование ради мести, т.к. первый, благодаря продуктивности своей жизни, забывает об унижении и оскорблении, нанесенных ему в прошлом.
«Потрясение веры». Под «потрясением веры» понимается разочарование индивида в том, во что/кого он верил. Некоторые люди после разочарования начинают искать новый предмет веры, другие становится скептиками, надеются на чудо, которое вернет им их веру, чтобы вновь обрести свою веру, они бросаются в объятия могущественного авторитета (церкви, политической партии или вождя). Третья реакция на разочарование - ненависть к жизни. Человек впадает в цинизм и деструктивность.
Компенсаторное насилие. Если человек из-за слабости, страха, некомпетентности или чего-то подобного не в состоянии действовать, если он импотентен, то он страдает. Это страдание от импотенции приводит к разрушению внутреннего равновесия, и человек не может принять состояния полной беспомощности без того, чтобы не попытаться восстановить свою способность к действию. Он либо подчиняет себя какой-либо личности и идентифицирует себя с ней, либо начинает использовать свою способность разрушать. Другими словами, компенсаторное насилие есть компенсация импотенции. Компенсаторное насилие подавляется посредством страха и наказания. Однако как потенциал оно продолжает существовать и становится очевидным, когда ослабевают подавляющие его силы. Единственное лекарство против этого - увеличение творческого потенциала, развитие способности человека продуктивно использовать свои силы. Компенсаторное насилие, в отличие от реактивного насилия, не находится на службе у жизни, в гораздо большей степени оно является патологической заменой жизни; оно указывает на увечье и пустоту жизни.
Архаическая жажда крови. Для человека, пытающегося найти ответ на жизнь посредством деградации к до-индивидуальному состоянию своего существования, в котором он становится животным и, таким образом, освобождает себя от бремени разума, пролитие крови означает ощущение себя живым, сильным, неповторимым, превосходящим всех остальных. Но следует отметить, что пролитие крови не есть любовь к мертвому, это только способ утверждения жизни.
ЛЮБОВЬ К МЕРТВОМУ И ЛЮБОВЬ К ЖИВОМУ.
Некрофилия " дословно переводится как "любовь к мертвому"
Кто любит мертвое, неизбежно любит и силу. Для некрофила наибольшим человеческим достижением является не производство, а разрушение жизни. Применение силы не является навязанным ему обстоятельствами преходящим действием - оно является его образом жизни.
Некрофил движим потребностью превращать органическое в неорганическое, он воспринимает жизнь механически, как будто все живые люди являются вещами. Для него существенно только воспоминание, а не живое переживание, существенно обладание, а не бытие. Его наполняет глубокий страх перед жизнью, поскольку жизнь неупорядочена, а некрофилы испытывают потребность в порядке и безопасности от нового, неведомого. Смерть - единственное, что предрешено в жизни, поэтому некрофилы любят говорить о смерти, похоронах, болезнях. Их привлекают ночь и темнота.
Высокую степень некрофильности человека часто можно распознать по его внешним проявлениям и жестам. Он холоден, его кожа кажется безжизненной, и нередко, глядя на его выражение лица, можно подумать, что он ощущает дурной запах. Некрофил одержим любовью к принудительно-педантичному порядку.
Потребность убивать, поклонение силе, влечение к мертвому и грязному, садизм, желание превратить органическое в неорганическое посредством "порядка" - признаки некрофилии, но у каждого индивида эти признаки проявляются с разной силой. Совсем необязательно, что у некрофила все они ярко выражены.
Противоположностью некрофильному ориентированию является биофильное ориентирование (любовь к живому). Тенденция к сохранению жизни и борьбе против смерти является элементарнейшей формой биофильного ориентирования и присуща любой живой материи. Но любая живая субстанция имеет не только тендегнцию к борьбе со смертью, но и тенденцию к объединению и совместному росту.
Для биофила лучше создать заново, чем сохранять. Он в состоянии удивляться и охотнее переживает нечто новое, нежели ищет прибежища в утверждении давно привычного. Жизненные приключения представляют для него большую ценность, чем безопасность.
Что же может сформировать то или иное ориентирование?
Для развития биофилии важно следующее: теплые, преисполненные любви контакты с людьми в период детства; свобода и отсутствие угроз, обучение принципам, которые ведут к внутренней гармонии или силе, причем скорее примером, чем увещеваниями; введение в "искусство жизни"; оживленный обмен с другими людьми и обустройство жизни, определяемое подлинными интересами. Противоположные предпосылки способствуют развитию некрофилии: созревание среди людей, которые любят мертвое; недостаток инициативы; страх; условия, которые делают жизнь рутинной и неинтересной; механический порядок вместо рационального устройства жизни, обусловленного непосредственными отношениями между людьми.
Пока в обществе будет существовать несправедливость, пока люди будут затрачивать основную энергию на то, чтобы защитить свою жизнь от посягательств и на то, чтобы не умереть с голоду некрофилия будет доминировать над любовью к жизни. Биофилия будет развиваться наилучшим образом, если материальные основы достойного человека существования не будут находиться под угрозой, никто не сможет использовать человека в качестве средства для целей других, и каждый человек будет иметь возможность быть активным и осознанно ответственным членом общества.
ИНАЯ ФОРМА ОРИЕНТИРОВАНИЯ, ПРИ СВОЕЙ ЭКСТРЕМАЛЬНОСТИ НАПРАВЛЕННАЯ ПРОТИВ ЖИЗНИ - НАРЦИССИЗМ.
Наиболее элементарная форма нарциссизма проявляется у среднего человека в его отношении к своему телу. Большинству людей нравится собственное тело, лицо и фигура, и, если их спросить, хотели бы они поменяться с кем-нибудь, кто, вероятно, гораздо красивее их, они откажутся. Еще более показателен тот факт, что для большинства людей вид и запах их собственных испражнений ничего не значит (некоторые считают его даже приятным), в то время как к испражнениям других людей они испытывают явное отвращение. Нарциссизм может также проявиться и в ситуации другого типа. Если человек на возражение собеседника сделать что-либо для него пытается объяснить, чем именно это выгодно для собеседника, но при этом начинает приводить аргументы, подтверждающие выгодность этого предприятия для самого себя, то это исключительно нарциссичный человек. Если потом, при указании на его ошибку, этот человек засмущается, то его нарциссизм не так интенсивен, чем если он начнет сопротивляться и не признавать своей «вины». Другими словами, признак нарциссизма - неспособность поставить себя на место другого человека, осознать его. Нарциссизм ограничивает проявление интереса к окружающему миру.
В повседневной жизни нарциссизм проявляется в отношении к другим как к эху своей собственной персоны.
Другие признаки нарциссичного человека:
Ему присущи все черты самодовольства. Если он бросает несколько незначительных слов, по нему видно, что у него осталось чувство, как будто он сказал нечто очень важное. Обычно он совсем не слушает других и едва ли интересуется тем, что они говорят. (Если он умен, то пытается скрыть это, задавая вопросы и принимая вид заинтересованного слушателя.) Нарциссичного человека можно также узнать по очень чувствительной реакции на любую критику. Иногда нарциссичного человека можно определить по выражению его лица. На нем можно наблюдать проблеск ума или усмешку, которая одним придает выражение самодовольства, а другим позволяет выглядеть сияющими от счастья, вызывающими доверие, ребячливыми. Часто нарциссизм, особенно в его экстремальных формах, можно определить по особому блеску в глазах. Многие нарциссичные личности непрерывно говорят, часто за едой, при этом они сами забывают о еде и заставляют других ждать себя.
Объект нарциссизма необязательно вся личность нарцисса полностью. Для него каждое из частных свойств, образующих его самость, может быть объектом нарциссизма. Объектами его нарциссической склонности также являются его идея, знания, дом, а также люди, входящие в "сферу его интересов".
Как уже было сказано, для нарцисса важно его «Я», которое есть все: мир и бог. Когда его нарциссическая оценка вещей не совпадает с реальностью он либо агрессивно критикует «неправильность» реальности, либо впадает в депрессию, либо пытается подогнать действительность под свои собственные представления.
Существует две патологии нарциссизма: доброкачественная и злокачественная. При доброкачественной форме объектом нарциссизма является результат собственных усилий. При злокачественном нарциссизме его предметом является не то, что человек делает или производит, а то, что он имеет, например собственное тело, внешний вид, здоровье, богатство и т. д.
Умеренный (доброкачественный) нарциссизм необходим для сохранения жизни, так как он стимулирует борьбу за выживание, экстремальный же индивидуальный нарциссизм ведет к разрушению: человек не может существовать вне группы, а экстремальный нарциссизм приводит к тому, что он начинает игнорировать окружающих.
Индивидуальный нарциссизм может превращаться в групповой, и тогда на место индивида заступают род, нация, религия, раса и тому подобное.
Злокачественная форма группового нарциссизма несет с собой большую опасность - возвышение какой-либо группы на другими со всеми вытекающими из этого последствиями., вплоть до полного уничтожения мира. Единственное, что может противостоять разрушающему воздействию нарциссизма, - это замена отдельной группы, являющейся объектом общественного нарциссизма, всей человеческой расой; а также обращение к гуманизму, любви и разуму.
СЛЕДУЮЩЕЕ ЗЛОКАЧЕСТВЕННО ОРИЕНТИРОВАНИЕ - ПАТОЛОГИЧЕСКИЕ ИНЦЕСТУАЛЬНЫЕ СВЯЗИ
Каждый человек, независимо от пола и возраста, имеет инцестуальные связи с матерью, которые представляют собой фундаментальную тенденцию человеческого индивида: желание быть привязанным к тому, из чего человек вышел, страх стать свободным. Человеку нужен кто-то, на кого он может рассчитывать в любую минуту, чья любовь к нему была бы столь же безусловна, как любовь матери.
Инцестуальные связи, также как и некрофилия и нарциссизм, имеют доброкачественную и злокачественную формы. Проявление доброкачественной формы можно рассмотреть на примере мужчины, ищущего себе женщину, которая подобно матери восхищалась бы им, утешала и ласкала его. Если он не находит любви такого рода, то сразу чувствует себя напуганным и подавленным. Если связь с матерью не очень интенсивна, то мужчина сохраняет свою независимость и целостность. Если же эта связь сильнее, то могут произойти конфликты эмоционального или сексуального свойства. Патология инцестуального влечения зависит от степени регрессии индивида.
В менее тяжелых формах речь идет о влечении, которое делает необходимым для данного лица постоянно иметь под рукой фигуру матери, на которую можно было бы безоговорочно положиться. В более тяжелых случаях мужчина подыскивает себе в качестве жены фигуру строгой матери, он чувствует себя как пленник, который не имеет права сделать что-то неугодное этой жене-матери и постоянно боится вызвать ее возмущение. Такой мужчина может также страдать от серьезных сомнений в своей мужской силе или от сексуальных расстройств, таких, как импотенция или гомосексуализм.
Инцестуальное ориентирование, так же как нарциссизм, находится в конфликте с разумом и объективностью. Его патологическим признаком наряду с нарушением здравомыслия является неспособность видеть в другом человеческом существе полноценного человека. Инцестуальное влечение нарушает или разрушает, в зависимости от степени регрессии, способность любить. Конфликт с независимостью и целостностью также является патологическим симптомом инцестуального влечения.
В случае тяжелой патологии побеждает регрессивная тенденция к симбиотическому объединению, и следствием является то, что человек в большей или меньшей степени теряет свои способности.
Все три злокачественные ориентирования могут стать причиной «синдрома распада». Люди, страдающие этим синдромом, - это зачинщики насилия, войны и разрушения и их "верные сторонники". Важно, чтобы нормальные люди понимали их изуродованное состояние и злокачественность их устремлений и могли выработать в себе способность противостоять им.
СВОБОДА. ДЕТЕРМИНИЗМ. АЛЬТЕРНАТИВНОСТЬ.
Рассмотрев проблемы деструктивности и насилия, Фромм пытается ответить вопросы, поставленные им в начале книги.
Сущность человека является противоречием, которое заложено в условиях самого человеческого существования. Современный человек находится в подвешенном состоянии: он отошел от природы, но в то же время еще является ее частью. Для достижения единения с миром он должен либо вернуться к природе (регресс), либо совершенствовать себя, чтобы стать «человечным» и тем самым преодолеть свое одиночество (прогресс).Но свободен ли человек в выборе пути своего движения?
понятие "свобода"" можно понимать двояко. С одной стороны, свобода - это поведение, ориентирование, составная часть структуры характера зрелой, полностью развитой, продуктивной личности. Другое значение свободы- Это способность решаться в пользу одной или другой из двух альтернатив. Если понимать свободу в этом смысле, то наилучший и наихудший индивиды не имеют свободы выбора. Такую свободу имеет только средний человек с противоречивыми склонностями, т.к. их сбалансированность дает ему возможность выбирать. В этом случае ясное осознание ситуации является решающим фактором при принятии решения в пользу лучшего, а не худшего. При этом речь идет (1) об осознании того, что хорошо и что плохо; (2) об осознании того, какой способ действия в конкретной ситуации подходит для достижения желаемой цели; (3) об осознании сил, которые стоят за открыто проявленным желанием, то есть об осознании собственных неосознанных желаний; (4) об осознании реальных возможностей, между которыми есть выбор; (5) об осознании последствий, которые повлечет за собой решение в том или другом случае; (6) об осознании того, что осознание, как таковое, нам не поможет, если оно не идет рука об руку с желанием действовать. Отсюда следует, что люди не искусны в жизни потому, что они не видят, когда они на самом деле должны принять решение и потому принимают его на подсознательном уровне. Когда же они осознают это, оказывается, что возможность выбора уже позади. В каждой ситуации есть единственная «реальная возможность» выбора. В отличие от фиктивной, реальная возможность обусловлена внешними факторами и потому только она может быть осуществлена при данных обстоятельствах.
Таким образом, свобода- это нечто большее, чем деятельность на основе осознанной необходимости, она - шанс человека выбрать добро, а не зло, его шанс выбирать между реальными возможностями, опираясь на ясное осознание ситуации и серьезные усилия. От этого выбора зависит наша жизнь и потому, чтобы сделать верный выбор, мы должны на деле осознать самих себя.