С кем воевал тамерлан. Тамерлан. Биография. Средняя Азия в годы юности Тимура

Тамерлана называли «правителем мира». Он был одним из величайших завоевателей в мировой истории. Этот человек сочетал в себе невероятную беспощадность и тонкое понимание искусства и науки.

«Железный хромец»

Великий эмир Тимур, основатель империи Тимуридов, вошёл в историю под именем «Тимур-э Ленг или Тамерлан, что переводится, как «железный хромец». По легенде, в зажатом кулаке новорожденного Тамерлана была запёкшаяся кровь. Отец мальчика, былой воин Тарагай («Жаворонок»), сразу понял, что сына ждёт путь великого воина, и назвал новорожденного Тимуром (тюркский вариант монгольского Темюр – «Железный»).

Это имя содержит глубокий сакральный смысл и уходит корнями в религиозные традиции тюркских народов, для которых железо всегда было священной материей. Согласно некоторым азиатским преданиям, в центре мира стоит железная гора, а «вечное царство» в монгольской мифологии зовется «подобным железу». Кроме того, важно учитывать, что Тимур появился на свет в племени барласов, где ещё сохранялись языческие верования, а данное при рождении имя определяло дальнейший жизненный путь.

Прозвище Ленг (хромой) пристало к Тимуру уже после персидского похода и носило оскорбительный характер, указывая на увечье воина – неправильно сросшиеся кости правой ноги после одного из сражений. С тех пор непобедимого эмира гордо величали уничижительным именем Тамерлан.

Образованный тиран

Тимур, несмотря на свою репутацию «кровавого варвара», был очень образованным правителем. По воспоминаниям современников, он в совершенстве владел разговорным тюркским, персидским и монгольским языками. Согласно другим источникам, грамоты он не знал, но любил искусства и изящную словесность, привлекал убеждениями и силой доставлял к себе учёных, художников, ремесленников и инженеров, считая их лучшей добычей.

Именно при Тимуре Самарканд стал «Сияющей звездой Востока» - одним из главных культурных центров в Азии. Удивительно, но Тамерлан любил свою столицу, несмотря на то, что он был из степняков-нормадов, которые предпочитали не ограничивать себя городскими стенами.

Биографы великого эмира говорят, что активное строительство, которое он вёл в Самарканде, было для него способом забыть всё, что он разрушил и разорил. Его стараниями в Самарканде появилась огромная библиотека, дворец Коксарай и многие другие достопримечательности города, дошедшие до наших дней. Словно подтверждая незыблемую власть своего основателя, надпись на двери дворца Тамерлана гласила: «Если Вы сомневаетесь в нашем могуществе, посмотрите на наши постройки».

Духовный учитель Тамерлана

Жажда знаний у Тамерлана появилась не на пустом месте. Ещё в детстве его окружали мудрые наставники, среди которых был потомок пророка Мухаммеда суфийский мудрец Мир Саид Барак. Именно он вручил Тамерлану символы власти (барабан и знамя), предсказав ему великое будущее.

«Гуру» практически всегда был рядом с великим эмиром, сопровождал его даже в военных походах. Он же благословил Тимура на решающую битву с Тохтамышем. Существует легенда, что уже во время баталии, когда последний начал одерживать верх над Тимуром, Саид Барак высыпал песок перед войском хана и тот потерпел поражение. Говорят, он же предостерег своего ученика от битвы с Дмитрием Донским, и, как известно, Тимур развернул свои войска и отправился в Крым, не став дальше углубляться на территорию Руси.

Тамерлан глубоко уважал своего учителя. Он завещал ему свое почётное место в фамильном мавзолее Гур-Эмир Саиду Барака, а себя повелел похоронить у него в ногах, дабы тот заступился за него, великого грешника, на Страшном суде.

Знамя Тимура

Знамя, символ власти Тамерлана, имело огромное религиозное значение. В тюркской традиции верили, что это дух войска. Потерять его означало потерять возможность сопротивляться врагу.

Знамя служило и призывом к войне. Если эмир выставлял его у своей кибитки – быть войне, тотчас весь его род спешил вооружиться, в союзные аулы летели гонцы.

На знамени Тамерлана были изображены три кольца, расположенные в форме равностороннего треугольника. Их значение до сих пор не ясно. Некоторые историки считают, что это могло символизировать землю, воду и небо. Возможно, круги обозначают три части света (по тем представлением – все части света), которыми владеет Тамерлан, то есть знамя значило, что Тамерлану принадлежит весь мир. Об этом в XVI веке свидетельствует испанский дипломат и путешественник Клавихо.

Существует легенда, что в битве при Анкаре с османским султаном Баязидом, последний воскликнул: «Какая наглость думать, что тебе принадлежит весь мир!», на что получил ответ: «Ещё большая наглость думать, что тебе принадлежит луна».
Были и более мифологические трактовки этого символа. Николай Рерих видел в нем знак «триединости», который является достаточно универсальным во многих культурах: тюркской, кельтской, индийской и многих других.

Любимая жена

У Тамерлана было восемнадцать жен - в лучших традициях мусульманского мира. Одной из любимых была Сарай-мульк ханым, которая некогда принадлежала ближайшему соратнику Тимура, а потом его злейшему врагу – эмиру Хусейну. Женщина стала добычей Тамерлана после смерти первого мужа, но полюбилась завоевателю и вскоре стала его главной женой. Она отнюдь не была тихой супругой – при дворе её роль была значительна, она могла своей милостью спасти человека или же убить его. Какое-то время только она могла встречать мужа с походов, что считалось большой привилегией. При этом детей великому завоевателю она так и не родила.

Во многом именно влияние Сарай-мульк ханым обеспечило «золотой век» культуры в эпоху Тамерлана. Она была настоящей покровительницей наук и искусств. Именно Мульк-ханым воспитает из внука Тамерлана Тимура Улугбека мудрого правителя. При ней в Самарканде будет вестись активное строительство. Её именем названа кафедральная мечеть Биби-ханым, что означает - «Госпожа Бабушка» - одно из имен Сарай-мульк ханым.

Милосердный палач

Если остановиться на вышеперечисленном, то перед нами бы предстал великий правитель, которому все улыбается. Он мудр, талантлив, а его деяния - всегда благо. Им создано мирное, стабильное и процветающее и богатое государство. Но это незавершенный портрет Тамерлана.

Источники донесли до нас множество упоминаний о его кровавых деяниях, которые, в своё время вдохновили Верещагина на создание его знаменитой картины «Апофеоз войны». Однажды Тимур решил поставить памятник собственным победам, велев возвести десятиметровую пирамиду из отрубленных голов. Он стал палачом цветущих городов Востока: Исфагана, Дели, Дамаска, Багдада, Астрахани.До сих пор досконально неизвестно, к какому народу принадлежал Тамерлан. По самой распространенной версии, он относился к тюркскому племени барласов. Но те немногие сохранившиеся описания его внешности не соответствуют его образу монгола. Так, историк Ибн Арабшах, плененный эмиром, сообщает, что Тимур был рослым, имел крупную голову, высокий лоб, был очень силен и храбр, крепко сложен, с широкими плечами. Цвет кожи завоевателя историк описывает как "белый".

Антропологическая реконструкция останков Тамерлана, которую проводил знаменитый советский антрополог Герасимов, заключает: "Обнаруженный скелет принадлежал сильному человеку, слишком высокому для азиата (около 170 см). Складка века, самая характерная черта тюркского лица, выражена относительно слабо. Нос прямой, небольшой, слегка приплюснут; губы толстоваты, презрительны. Волосы седо-рыжего цвета, с преобладанием темно-каштановых или рыжих. Тип лица не монголоидный". Результаты этого парадоксального исследования были опубликованы в статье Герасимова "Портрет Тамерлана". Насколько соответствует этот портрет действительности, судить не рискнем, ясно одно - не все тайны "железного хромца" еще раскрыты.

Тимур сын бека из тюркизированного монгольского племени барлас родился в Кеше (современный Шахрисабз, Узбекистан), к юго-западу от Бухары. Его отец имел небольшой улус. Имя среднеазиатского завоевателя происходит от прозвища Тимур Ленг (Хромой Тимур), что было связано с его хромотой на левую ногу. С детства он настойчиво занимался военными упражнениями и с 12 лет начал ходить со своим отцом в походы. Был ревностным магометанином, что сыграло немалую роль в его борьбе с узбеками.

Тимур рано проявил свои военные способности и умение не только командовать людьми, но и подчинять их своей воле. В 1361 году он поступил на службу к хану Тоглуку прямому потомку Чингисхана. Тот владел большими территориями в Средней Азии. Довольно скоро Тимур стал советником ханского сына Ильяса Ходжи и правителем (наместником) кашкадарьинского вилайета во владениях хана Тоглука. К тому времени у сына бека из племени барлас уже был собственный отряд конных воинов.

Но спустя некоторое время, попав в опалу, Тимур со своим воинским отрядом в 60 человек бежал за реку Амударью в Бадахшанские горы. Там его отряд пополнился. Хан Тоглук отправил в погоню за Тимуром тысячный отряд, но тот, попав в хорошо устроенную засаду, в бою был почти полностью истреблён воинами Тимура.

Собрав силы, Тимур заключил военный союз с правителем Балха и Самарканда эмиром Хусейном и начал войну с ханом Тоглуком и его сыном-наследником Ильясом Ходжей, войско которых состояло преимущественно из узбекских воинов. На стороне Тимура выступили туркменские племена, давшие ему многочисленную конницу. Скоро он объявил войну и своему союзнику самаркандскому эмиру Хусейну и одержал над ним победу.

Тимур захватил Самарканд один из крупнейших городов Средней Азии и активизировал военные действия против сына хана Тоглука, армия которого насчитывала, по преувеличенным данным, около 100 тысяч человек, но 80 тысяч из них составляли гарнизоны крепостей и в полевых сражениях почти не участвовали. Конный отряд Тимура насчитывал всего около 2 тысяч человек, но это были испытанные воины. В ряде боев Тимур нанёс поражения ханским войскам и к 1370 году их остатки отступили за реку Сыр.

После этих успехов Тимур пошёл на военную хитрость, которая удалась ему блестяще. От имени ханского сына, командовавшего войсками Тоглука, он разослал комендантам крепостей приказ оставить вверенные им крепости и с гарнизонными войсками отойти за реку Сыр. Так с помощью военной хитрости Тимур очистил от ханских войск все крепости противника.

В 1370 году был созван курултай, на котором богатые и знатные монгольские владельцы избрали ханом прямого потомка Чингисхана Кобула Шах Аглана. Однако вскоре Тимур убрал его со своего пути. К тому времени он значительно пополнил свои военные силы, прежде всего за счёт монголов, и теперь мог предъявить права на самостоятельную ханскую власть.

В том же 1370 году Тимур стал эмиром в Мавераннахре области между реками Амударья и Сырдарья и правил от имени потомков Чингисхана, опираясь на войско, кочевую знать и мусульманское духовенство. Своей столицей он сделал город Самарканд.

Готовиться к большим завоевательным походам Тимур начал с организации сильной армии. При этом он руководствовался боевым опытом монголов и правилами великого завоевателя Чингисхана, которые его потомки к тому времени успели основательно подзабыть.

Тимур начинал свою борьбу за власть с отрядом в 313 преданных ему воинов. Они-то и составили костяк командного состава созданной им армии: 100 человек стали командовать десятками воинов, 100 сотнями и последние 100 тысячами. Наиболее близкие и доверенные сподвижники Тимура получили высшие военные должности.

Подбору военачальников он уделял особое внимание. В его войске десятники выбирались самим десятком воинов, но сотников, тысяцких и выше стоящих командиров Тимур назначал лично. "Начальник, власть которого слабее кнута и палки, недостоин звания", говорил среднеазиатский завоеватель.

Его войско, в отличие от войск Чингисхана и хана Батыя, получало жалованье. Рядовой воин получал от двух до четырех цен лошадей. Размер такого жалованья определялся исправностью несения воином службы. Десятник получал жалованье своего десятка и потому был лично заинтересован в исправном несении службы своими подчинёнными. Сотник получал жалованье шести десятников и так далее.

Существовала и система награждений за воинские отличия. Это могли быть похвала самого эмира, прибавка жалованья, ценные подарки, награждение дорогим оружием, новые чины и почётные звания такие, как, например, Храбрый или Богатырь. Самой распространённой мерой наказания было удержание за конкретный дисциплинарный проступок десятой части жалования.

Конница Тимура, которая составляла основу его армии, делилась на лёгкую и тяжёлую. Простые легкоконные воины обязаны были иметь на вооружении лук, 18-20 стрел, 10 наконечников для стрел, топор, пилу, шило, иглу, аркан, мешок-турсук (мешок для воды) и лошадь. На 19 таких воинов в походе полагалась одна кибитка. Отборные монгольские воины служили в тяжёлой коннице. Каждый её воин имел шлем, железные защитные доспехи, меч, лук и две лошади. На пять таких конников полагалась одна кибитка. Помимо обязательного вооружения имелись пики, булавы, сабли и другое оружие. Всё необходимое для походной жизни монголы везли на запасных лошадях.

В монгольском войске при Тимуре появилась лёгкая пехота. Это были конные стрелки из лука (имевшие при себе 30 стрел), которые спешивались перед боем. Благодаря этому увеличивалась меткость стрельбы. Такие конные стрелки были очень эффективны в засадах, во время боевых действий в горах и при осаде крепостей.

Войско Тимура отличалось хорошо продуманной организацией и строго определённым порядком построения. Каждый воин знал своё место в десятке, десяток в сотне, сотня в тысяче. Отдельные части войска различались по мастям лошадей, цвету одежды и знамён, боевому снаряжению. Согласно законам Чингисхана перед походом воинам со всеми строгостями устраивался смотр.

Во время походов Тимур заботился о надёжном боевом охранении, чтобы избежать внезапного нападения врага. В пути или на стоянке от главных сил отделялись охранные отряды на расстояние до пяти километров. От них ещё дальше рассылались дозорные посты, которые, в свою очередь, высылали вперёд конных часовых.

Будучи опытным полководцем, Тимур выбирал для сражений своей преимущественно конной армии ровную местность, с источниками воды и растительностью. Войска для битвы он выстраивал так, чтобы солнце не светило в глаза и таким образом не ослепляло стрелков из лука. Он всегда имел сильные резервы и фланги для окружения втянутого в сражение противника.

Битву Тимур начинал лёгкой конницей, которая засыпала противника тучей стрел. После этого начинались конные атаки, которые следовали одна за другой. Когда противная сторона начинала слабеть, в бой вводился сильный резерв, состоявший из тяжёлой панцирной конницы. Тимур говорил: "Девятая атака даёт победу". Это было одно из его главных правил на войне.

Свои завоевательные походы за пределы своих первоначальных владений Тимур начал в 1371 году. К 1380 году он совершил 9 военных походов, и вскоре под его властью оказались все соседние области, заселённые узбеками и большая часть территории современного Афганистана. Всякое сопротивление монгольскому войску жестоко каралось после себя полководец Тимур оставлял огромные разрушения и воздвигал пирамиды из голов побеждённых вражеских воинов.

В 1376 году эмир Тимур оказал военное содействие потомку Чингисхана Тохтамышу, в результате чего последний стал одним из ханов Золотой Орды. Однако Тохтамыш скоро отплатил своему покровителю чёрной неблагодарностью.

Эмирский дворец в Самарканде постоянно пополнялся сокровищами. Считается, что Тимур вывез в свою столицу до 150 тысяч лучших мастеров?ремесленников из покорённых стран, которые строили для эмира многочисленные дворцы, украшая их росписями, изображавшими завоевательные походы монгольского войска.

В 1386 году эмир Тимур совершил завоевательный поход на Кавказ. Близ Тифлиса монгольское войско сразилось с грузинским и одержало полную победу. Столица Грузии была разрушена. Отважное сопротивление завоевателям оказали защитники крепости Вардзия, вход в которую вёл по подземелью. Грузинские воины отбили все попытки врага ворваться в крепость через подземный ход. Монголы сумели взять Вардзию с помощью деревянных помостов, которые они спустили на канатах с соседних гор. Одновременно с Грузией была завоёвана и соседняя Армения.

В 1388 году после длительного сопротивления пал Хорезм, а его столица Ургенч была разрушена. Теперь все земли по течению реки Джейхун (Амударьи) от Памирских гор до Аральского моря стали владениями эмира Тимура.

В 1389 году конное войско самаркандского эмира совершило поход в степи к озеру Балхаш, на территорию Семиречья юга современного Казахстана.

/Окончание следует/.

Пожалуй, наибольшее количество информации о славном прошлом великой Тартарии дошло до нас благодаря такой яркой личности, как . Вне всяких сомнений, это был выдающийся человек, один из величайших правителей в мировой истории. Именно поэтому так много средневековых авторов писало о периоде его правления. И одно из самых значимых произведений, содержащих великое множество удивительных подробностей об общественно-политическом и , а также об обычаях и нравах её жителей оставил посол Короля Кастильи Рюи Гонзалез Де Клавихо. Но начнём по порядку.

. Кристофан Дель Альтиссимо. (1568)

О личности этого человека сохранилось достаточно много сведений, и, как это обычно бывает, когда речь идёт о тех, чьи дела изменили ход истории, домыслов и измышлений, содержащихся в этих сведениях, гораздо больше, чем правды. Взять хотя бы его имя. В западной Европе он известен как Тамерлан, в России его называют Тимуром . Справочная литература обычно содержит оба этих имени:

«Тамерлан (Тиму́р; 9 апреля 1336, с. Ходжа-Ильгар, совр. Шахрисабз, Узбекистан - 18 февраля 1405, Отрар, совр. Казахстан; чагатайское تیمور (Temür‎, Tēmōr) - «железо») - среднеазиатский завоеватель, сыгравший существенную роль в истории Средней, Южной и Западной Азии, а также Кавказа, Поволжья и Руси. Выдающийся полководец, эмир (с 1370 года). Основатель империи и династии Тимуридов, со столицей в Самарканде». (Википедия)

Однако из арабоязычных источников, оставленных нам потомками самого Тамерлана-Тимура, выясняется, что подлинные прижизненные его имя и титул звучали как Тамурбек-Хан Правитель Турана, Туркестана, Хорассана и далее по списку земель, которые входили в Великую Тартарию. Поэтому кратко его называли Правителем Великой Тартарии. Тот факт, что сегодня на этих землях живут люди, имеющие внешние черты монголоидного типа, вводит в заблуждение не только обывателя, но и ортодоксальных историков.

Все теперь убеждены в том, что Тамерлан был похож на среднестатистического узбека. А сами узбеки нисколько не сомневаются в том, что именно Тамерлан - их дальний предок и основатель нации. Но и это не так.

Из родословной Великих Ханов, подтверждаемой летописными источниками, ясно видно, что предком узбеков является другой потомок Чингис-Хана Узбек-Хан. И, конечно же, он - отец не всех ныне живущих узбеков, которых так назвали по территориальному принципу.

Начнём всё-таки с конца. Вот, что известно из официальных источников о смерти «Великого хромого»: «Как только прекратили сопротивление египетский султан и Иоанн VII (впоследствии соправитель Мануэля II Палеолога). Тимур вернулся в Самарканд и тут же стал готовиться к экспедиции в Китай. Он выступил в конце декабря, но в Отраре на реке Сырдарья заболел и 19 января 1405 года умер (другие источники указывают на другую дату смерти - 18.02.1405 – моё прим.).

Тело Тамерлана было забальзамировано и в эбонитовом гробу послано в Самарканд, где его похоронили в великолепном мавзолее, названном Гур-Эмир. Перед смертью Тимур разделил свои территории между двумя оставшимися в живых сыновьями и внуками. После многолетней войны и вражды по поводу оставленного завещания потомки Тамерлана были объединены младшим сыном хана Шахруком».

Первое, что вызывает сомнение, – различные датировки смерти Тамерлана. При попытке найти более достоверную информацию неизбежно натыкаешься на один единственный «правдивый» источник всех мифов об «узбекском» клоне Александра Македонского – мемуары самого Тамерлана, которые он собственноручно озаглавил так: "Тамерлан, или Тимур, Великий Эмир". Звучит вызывающе, правда? Это противоречит основным принципам мировоззрения, присущего представителям восточной цивилизации, почитающей скромность как одну из высших добродетелей. Азиатский этикет предписывает всячески восхвалять своих друзей и даже врагов, но только не самого себя.

Тут же возникает подозрение о том, что данный «труд» был озаглавлен человеком, имеющим самые отдалённые понятия о культуре, обычаях и традициях востока. И справедливость этого подозрения подтверждается сразу, как только задаёшься вопросом о том, кто стал издателем мемуаров Тамерлана. Это некий Джон Херн Сандерс.

Полагаю, что этого факта уже достаточно для того, чтобы не воспринимать всерьёз «мемуары Великого Эмира». Складывается впечатление, что всё в этом мире создано британскими и французскими масонами, агентами спецслужб. Это уже не удивляет, даже не раздражает. Египтологию придумал Шампильон, шумерологию – Лэйярд, тамерланологию - Сандерс.

И если с первыми двумя всё предельно ясно, то кто такой Сандерс, никому неизвестно. Есть обрывочные сведения о том, что он был на службе короля Великобритании и регулировал сложные дипломатические вопросы в Индии и Персии. И вот на него-то и ссылаются, как на авторитетного специалиста-«тамерланолога».

Тогда становится понятно, что пора перестать ломать голову над вопросом, с какой вдруг стати узбекский вождь бескорыстно избавил чуждую ему страну неверных христиан-руссов от ига Золотой орды и разгромил её (орду) наголову.

Теперь самое время вспомнить о легендарном вскрытие гробницы Тамерлана в июне 1941г. Не буду вдаваться в описание всех «мистических» знамений и странных событий, они всем наверняка известны. Это я о пророчествах на гробнице и в старой книге, о том, что если потревожить прах Тимура, то непременно разразится страшная война. Гробницу вскрыли 21 июня 1941 года, а 22 июня, на следующий день, произошло то, о чём известно каждому жителю России и республик бывшего СССР.

Гораздо интереснее другое «мистическое» обстоятельство: причины, побудившие советских учёных вскрыть гробницу, – вот, с чего нужно начинать. С одной стороны, всё предельно ясно, целью было изучение исторического материала. С другой стороны, а вдруг это делалось для опровержения или, наоборот, для подтверждения исторических мифов? Думаю, главный мотив был именно таким - доказать всему миру величие и древность великого узбекского народа, который является частью великого советского народа.

И тут начинается мистика. Что-то пошло не по плану. Во-первых, одежда. Эмир был одет, как средневековый русский князь, второе – светло-рыжие борода и волосы и светлая кожа. Знаменитый антрополог Герасимов, известный специалист по реконструкции внешности по черепам, поразился: Тамерлан совсем не походил на те свои редкие изображения, которые дошли до нас. Дело в том, что портретами их можно назвать с очень большой натяжкой. Писались они уже после смерти «Железного Хромца» персидскими мастерами, никогда не видевшими завоевателя.

Вот и изображали поздние художники типичного представителя среднеазиатских народов, напрочь забывая о том, что Тимур-то не был монголом. Он являлся потомком дальнего родственника Чингис-Хана, который был из рода великих моголов, или могуллов, как говорил сам Чингис-Хан. Но могуллы не имеют ничего общего с монголами, так же, как провинция Турана Катай не имеет отношения к современному Китаю.

Могуллы внешне ничем не отличались от славян и европейцев. Все, кто успел пожить в СССР, знают, что в каждой союзной республике местные художники рисовали портреты Ленина, наделяя его внешними чертами собственного народа. Так в Грузии, на больших уличных плакатах Ленин выглядел точно как грузин, а в Киргизии Ленина изображали, ну, слишком уж «монголообразным». Так что, это всё очень понятно. Непонятна история с заключением о причинах смерти.

Сохранились свидетельства современников, которые утверждали, что Герасимов неоднократно заявлял устно, что его первую реконструкцию облика Тамерлана не утвердило руководство, и ему "рекомендовали" привести портрет к общепринятому стандарту: Тамерлан - узбек, потомок Чингис-Хана. Пришлось сделать его монголоидом. Против сабли голая пятка - сомнительный аргумент.

Далее необходимо упомянуть о нескрываемых фактах изучения гробницы. Так, всем известно, что несмотря на преклонный возраст покойного, у него были прекрасные крепкие зубы, очень крепкие гладкие кости. То есть Тимур был достаточно высоким (172см.), крепким, здоровым мужчиной. Обнаруженные увечья руки и коленной чашечки не могли сыграть фатальной роли. Если так, тогда что явилось причиной смерти? Ответ может скрываться в том факте, что кто-то зачем-то отделил от туловища голову Тимура. Ясно, что члены экспедиции не стали бы разбирать тело на «запчасти» без весомых оснований.

Первая вероятная причина этого варварства, надругания над прахом – подмена головы. Возможно, подлинная белая голова была заменена на голову представителя монголоидной расы. Вторая версия – он уже в гробу лежал обезглавленным. Тогда встаёт вопрос о возможном убийстве Тимура. А теперь настало время вспомнить о давно уже запущенной «утке» о причинах смерти Тимура.

Даже не вспомню сейчас издание, которое опубликовало «секретное» признание патологоанатома, принимавшего участие в изучении тела Тамерлана. По слухам, якобы, Тамерлан был застрелен из огнестрельного оружия! Не хотелось бы тиражировать ложные сенсации, но вдруг это правда? Тогда становится понятна такая секретность этого «археологического предприятия».

Тамерлан - монгол? По-моему, очень даже европейского вида мужчина, с жезлом, символизирующим Рарога, который ещё и славянский бог Хорс. Одно из воплощений Ра - солнечный полу-человек полу-сокол. Может быть, художник европеец не знал, как выглядят «дикие тартары»?

Но переводим надпись с латыни на русский:

«Тамерлан, правитель Тартарии, повелитель гнева Божия и сил Вселенной и благословенной страны, убит в 1402 году». Главное слово здесь - «Убит». Из надписи следует, что автор с крайним уважением относится к Тамерлану, и наверняка, он при создании гравюры опирался на известные прижизненные изображения Тамерлана, а не на собственные фантазии. Впрочем, количество известных портретов, написанных в средние века, даже не оставляют сомнений в том, что именно так и выглядел «Повелитель гнева Божия…»

Вот и причина возникновения множества всех мифов. Отбросив более поздние фантазии о Тимуре, взглянув незамутнённым взглядом на это свидетельство, приходим к выводам:

• Тамерлан – Правитель Великой Тартарии, частью которой была и Русь, поэтому и символика у «монгола» вполне понятная русскому человеку.
• Власть ему дана высшими силами.
• В 402 году от Иисуса (I.402) его убили. Возможно, застрелили.
• Тамерлан, судя по символике (магендавид с полумесяцем), принадлежал к той же диаспоре, что и Султан Баязид, который командовал ордой Анатолии и владел Константинополем. Но не будем забывать и о том, что подавляющее число русской аристократии, в том числе и родная мать Петра I, имели на родовых гербах те же символы.

Но и это ещё не всё. Обращает на себя внимание знак на шапке Тамерлана. Если он - Правитель, значит версия о том, что это обычный орнамент, не выдерживает критики. На головных уборах монархов всегда присутствует символ государственной религии.

Отличительные знаки на головных уборах – не самая древняя традиция, но прочно закрепившаяся ещё до восшествия на престол Тамерлана. А законом она стала после введения униформы, которая впервые в мире появилась в средневековой России.

А опричники носили чёрную униформу:

На рукаве у них был вышит почти такой знак:

От чего бояре так возопили при введении опричнины? Полагаю, что всё, что нам говорят о «Нацгвардии» Ивана Грозного , – аналог современного возмущения правозащитников и нечистых на руку чиновников. Отсюда и мифы о жестокости монарха.

Ранее, солдаты, сборщики налогов и прочие государевы люди одевались на службе, во что придётся. Мода, как таковая, появилась только после возникновения мануфактурного производства, поэтому попытки исследования современными учёными «древней моды», которые пытаются выявить различия в национальных костюмах средневековья, выглядят довольно забавными. Не было никаких «национальных» костюмов. Наши предки относились к одежде совершенно иначе, чем мы, поэтому и одевались практически одинаково и в Персиполе, и в Тобольске, и в Москве.

Любой предмет одежды был строго индивидуален, шился на конкретного человека, и надеть чужое было просто самоубийством. Это значило принять на себя все хвори и недуги настоящего владельца одежды. Кроме того, люди понимали, что могут нанести вред хозяину платья, которое они вздумали бы примерить на себя. Одежда каждого человека считалась частью духа её владельца, именно потому считалось честью получить шубу с царского плеча. Тем самым, одариваемый, как бы приобщался к высшему, царскому, а значит, к божественному. И наоборот. Уличённого в том, что он примерял царскую одежду, рассматривали как покусившегося на здоровье и жизнь монарха, и, соответственно, казнили на лобном месте.

А подражать одежде других считалось верхом глупости. Каждый дворянин старался выделиться одеждой и от простолюдинов, и от собратьев по сословию, поэтому сколько существовало людей, столько было и костюмов. Конечно, существовали общие тенденции, это естественно так же, как то, что у всех автомобилей колёса круглые.

Именно поэтому я считаю абсурдными удивлённые реплики путешественников средневековья по поводу сходства европейских и русских костюмов. Мы живём примерно в одинаковых климатических условиях, обладаем примерно равными по уровню технологиями, абсолютно нормально то, что все люди белой расы одевались однообразно. За исключением деталей, разумеется. Даже на повседневной одежде крестьян были индивидуальные признаки в виде вышивок. Интересно, что главным в одежде был пояс. Он имел индивидуальный орнамент, и прикасаться к нему мог только владелец.

Пояс повязывался на том месте, где находится чакра, называемая на Руси "харой" (отсюда происхождение понятия «характер»), отвечающая за жизнь человека. Именно поэтому, раньше говорили «Не жалея живота своего», что было синонимом выражения «не щадя жизни своей».

Так может на головном уборе Тамерлана - просто орнамент? Он означал его собственную неповторимую личность, а значит был уникален, и нет смысла искать похожие изображения? Может быть. А может, и нет. Вот гравюра из книги Адама Олеария с видами России:

Не знаю, можно ли вообще называть это крестами? Никак это не вяжется с теми предметами, которые мы видим на современных куполах современных культовых сооружений. Хотя на Западной Украине есть и поныне храмы с такими крестами . Зато аналогия с "кокардой" Тамерлана слишком явная для того, чтоб быть простым совпадением.

Осталось только разобраться с тем, что же это всё может значить.

По большому счёту, удивляться тут абсолютно нечему. Традиция украшения монарших головных уборов крестами не нова.

Однако, вполне может быть, что сам смысл этого нам не до конца ясен. Да, мы выяснили, что Тамерлана изображали с символом царской власти - крестом, и форма креста на его шапке соответствует той эпохе, в которую кресты на храмах были именно такой формы, но вопросы остаются. Христианские ли это кресты были? Имели ли они вообще связь с религией? И почему такие головные уборы пришли на замену тем, что использовались ранее?

Огромным подспорьем в реконструкции подлинных исторических событий являются самые невзрачные, на первый взгляд, документы. Из поваренной книги, к примеру, можно почерпнуть больше информации, чем из десятка научных работ, написанных самыми именитыми историками. Поваренные книги не приходило в голову уничтожать или подделывать. То же справедливо и в отношении различных записок путешественников, которые не стали широко известными. В наш цифровой век в открытый доступ попали издания, которые даже не рассматривались в качестве исторических источников, однако они содержат зачастую сенсационные сведения.

Одним из таких, несомненно, является доклад Рюи Гонзалеза Де Клавихо, посла Короля Кастильи, о его путешествии ко двору Правителя Великой Тартарии Тамерлана в Самарканде. 1403-1406г. от воплощения Бога Слова.

Очень любопытный отчёт, который можно считать документальным, несмотря на то, что переведён на русский язык и опубликован впервые уже в конце девятнадцатого века. Опираясь на известные факты, о которых сегодня нам уже с высокой долей достоверности известно, в чём именно они подверглись искажениям, можно составить очень реалистичную картину эпохи, в которую Тартарией правил легендарный Тимур.

Первоначальный вариант реконструкции внешности Тамерлана по его останкам, произведённый академиком М.М. Герасимовым в 1941г., но который был отвергнут руководством АН СССР, после чего облику Тимура были приданы типичные черты лица, характерные для современных узбеков.

В отчёте содержится множество поистине удивительных сведений, которые характеризуют особенности истории средневековых Средиземноморья и Малой Азии. Когда я начал изучать этот труд, первое, что удивило, так это то, что официальный документ, в котором скрупулёзно зафиксированы все даты, географические названия, имена не только вельмож и священников, но даже капитанов кораблей, изложен живым, ярким литературным языком. Поэтому документ воспринимается как авантюрный роман в духе Р. Стивенсона или Ж. Верна.

С первых страниц читатель погружается в диковинный мир средневековья с головой, и оторваться от чтения невероятно трудно, при этом, в отличие от «Острова сокровищ», Дневник де Клавихо не оставляет сомнений в подлинности описываемых событий. Очень подробно, со всеми деталями и привязкой к датам, он описывает своё путешествие так, что человек, достаточно хорошо знающий географию Евразии, может проследить весь маршрут посольства от Севильи до Самарканда и обратно, не прибегая к сверке с географическими картами.

Сначала королевский посол описывает путешествие на карраке по Средиземному морю. И в отличие от официально принятой версии о свойствах корабля этого типа, становится ясно, что испанские историки сильно преувеличили достижения своих предков в кораблестроении и мореходстве. Из описаний ясно, что каррака ничем не отличается от русских стругов или ладей. Каррака не была приспособлена для путешествий по морям и океанам, это исключительно каботажное судно, способное передвигаться в пределах видимости береговой линии только при условии наличия попутного ветра, совершая «броски» от острова к острову.

Привлекает внимание описания этих островов. Множество из них в начале века имели остатки древних строений и при этом были необитаемы. Названия островов в основном совпадают с современными, до тех пор, пока путешественники не оказываются у берегов Турции. Далее все топонимы приходится восстанавливать, чтоб понять о каком городе или острове идёт речь.

И тут мы наталкиваемся на первое великое открытие. Оказывается, что то, существование чего по сей день историками не считается безоговорочным, в начале пятнадцатого века не вызывало никаких вопросов. Мы по сей день ищем «легендарную» Трою, А Де Клавихо описывает её просто и буднично. Она для него так же реальна, как и родная Севилья.

Вот это место сегодня:

Кстати, сейчас мало, что изменилось. Между Тенио (ныне Бозджаада) и Илионом (Гейикли) существует непрерывное паромное сообщение. Вероятно, и раньше большие суда приставали к острову, а между портом и Троей было сообщение только на лодках и небольших судах. Остров был естественным фортом, прикрывавшим город со стороны моря от нападения неприятельского флота.

Возникает естественный вопрос: куда же делись руины? Ответ один: они были разобраны на стройматериалы. Обычная практика строителей. Сам Посол упоминает в Дневнике о том, что Константинополь строится бурными темпами, и корабли с мрамором и гранитом стекаются к причалам со многих островов. Поэтому совершенно логично предположить, что вместо того, чтобы рубить материал в карьере, гораздо проще было его взять уже готовым, тем более, что под открытым небом за зря пропадают сотни и тысячи готовых изделий в виде колонн, блоков, и плит.

Так что Шлиман не там «открыл» свою Трою, и туристов в Турции водят не на то место. Что же… Абсолютно то же самое происходит и у нас с местом Куликовского сражения. Уже все учёные согласились с тем, что Куликовское поле - это район Москвы, называемый Кулишки. Там и Донской монастырь есть, и Красная горка, дубрава, в которой прятался засадный полк, но туристов возят по-прежнему в Тульскую область, и во всех учебниках никто не спешит исправлять ошибку историков 19 века.

Второй вопрос, который необходимо разрешить, это каким образом приморская Троя оказалась так далеко от линии прибоя? Я предлагаю добавить в средиземное море немного воды. Почему? Да потому, что его уровень постоянно падает. По застывшим линиям на прибрежных участках суши, прекрасно видно, на какой отметке находился уровень моря в какой период времени. Со времён посольства Де Клавихо уровень моря упал на несколько метров. А если Троянская война на самом деле была тысячелетия назад, тогда можно смело добавить 25 метров, и вот какая картина получается:

Попадание полное! Гейикли идеально становится приморским городом! И горы позади, в точности как описано в Дневнике, и обширная бухта, как у Гомера.

Согласитесь, очень легко представить стены города на этом холме. И ров перед ним был с водой. Похоже, что дальше Трою можно уже не искать. Об одном жаль: никаких следов не сохранилось, потому что турецкие крестьяне столетиями там пашут землю, и в ней уже даже наконечника от стрелы не найти.

До девятнадцатого века не было никаких государств в современном понимании. Отношения носили ярко выраженный криминальный характер по принципу «я тебя крышую - ты платишь». Причём подданство потому и имеет корень «дань», что не связано с происхождением или местоположением. Масса замков на территории Турции принадлежала армянам, грекам, генуэзцам и венецианцам. Но дань они платили Тамерлану, как и двор турецкого султана. Теперь ясно, почему Тамерлан назвал самый большой полуостров в Мраморном море со стороны Азии, "Тураном". Это колонизация. Большая страна Туран, которая простиралась от Берингова пролива до Урала, которой владел Тамерлан, дала название вновь отвоёванной земле в Анатолии напротив острова Мраморного, где были каменоломни.

Далее посольство миновало Синоп, который в то время назывался Синополь. И прибыло в Трапезунд, который ныне называется Тробзоном. Там их встретил чакатай, гонец Тамурбека. Де Клавихо поясняет, что на самом деле «Тамерлан» - это презрительное прозвище, означающее «калека, хромоножка», а подлинным именем Царя, которым его называли подданные, было ТАМУР (железный) БЕК (Царь) – Тамурбек.

А чакатаями называли всех воинов из родного племени Тамурбек-Хана. Он и сам был чакотаем и привёл соплеменников в Самаркандское царство с севера. Точнее с побережья Каспийского моря, где по сей день живут чакатаи и арбалы, соплеменники Тамерлана, светловолосые, белокожие и голубоглазые. Правда, они сами не помнят о том, что являются потомками могуллов. Они уверены в том, что они русские. Внешних-то отличий не найти.

Но, кстати сказать, после того, как Тамурбек разгромил Баязета и покорил Турцию, народы Курдистана и южной Армении вздохнули свободнее, потому что в обмен на приемлемую дань они получили свободу и право на существование. Если история развивается по спирали, то наверное, у курдов снова появляется надежда на освобождение от турецкого ига с помощью своих соседей с востока.

Следующим открытием для меня стало описание города Баязета. Казалось бы, что ещё нового можно узнать об этом городе боевой русской славы, ан нет. Смотрите:

Сначала не мог понять о чём речь, но только после того, как перевёл лиги в километры (6 лиг – 39 километров), убедился окончательно, что "Кальмарином" во времена Тамурбека называли Баязет.

А вот и замок, в котором побывал во время посольства Рюи Гонзалес Де Клавихо. Сегодня его называют Дворцом Исхак-Паш.

Местный рыцарь пытался принудить послов уплатить дань, мол замок существует только за счёт податей проезжих купцов, на что чакатай заметил, что это гости самого… Конфликт был исчерпан.

Кстати, рыцарями Де Клавихо называет не только владельцев замков, но и чакатаев – офицеров армии Тамурбека.

За время путешествия послы побывали во множестве замков, и из их описания становится ясно их назначение и смысл. Принято считать, что это исключительно фортификационные сооружения. На самом деле, их военное значение сильно преувеличено. В первую очередь, это дом, способный выдержать усилия любого «взломщика-медвежатника». Потому «замо́к» и «за́мок» - однокоренные слова. Замок - хранилище ценностей, надёжный сейф и крепость для владельца. Очень дорогое удовольствие, доступное очень обеспеченным людям, которым было что охранять от грабителей. Главное его назначение – продержаться до прибытия подкрепления, дружины того, кому дань платится.

Очень любопытный факт: ещё во времена описываемого посольства у подножия Арарата в обилии росла дикая пшеница, которая по свидетельству Де Клавихо была совершенно не годной, потому что не имела зёрен в колосьях. Как ни крути, а этот факт указывает на то, что Ноев ковчег, как хранилище образцов ДНК, вполне мог существовать на самом деле и способствовал возрождению жизни именно с Арарата.

А из Баязета экспедиция отправилась в Азербайджан и на север Персии, где их встретил гонец Тамурбека, который велел отправляться на юг, чтоб встретиться с царской миссией. И путешественники были вынуждены познакомиться с достопримечательностями Сирии. По дороге с ними происходили порой потрясающие события. Чего, например, стоит вот это:

Вы поняли? За сто лет до открытия Америки в Азербайджане и Персии, люди спокойно ели кукурузу, и не подозревали даже, что её ещё не «открыли». Как не подозревали они и о том, что это китайцы первыми изобрели шёлк и стали выращивать рис. Дело в том, что по свидетельству послов, рис и ячмень были основными продуктами питания, как в Турции, так и в Персии и Средней Азии.

Я сразу вспомнил, что когда жил в небольшом приморском посёлке недалеко от Баку, удивился, что в каждом доме у местных жителей одна комната выделена для выращивания шелкопряда. Да! Там же шелковица, или «тут» как её называют азербайджанцы, растёт на каждом шагу! И у мальчишек была такая обязанность по дому, каждый день лезть на дерево, и рвать листья для гусениц шелкопряда.

А что? Полчаса в день, это не трудно. Заодно ягоды наешься вволю. Потом листья рассыпались на газеты, поверх сетки панцирной кровати, и сотни тысяч прожорливых зелёных червяков начинают эту массу активно пережёвывать. Гусеницы растут как на дрожжах. Неделя-другая, и готовы куколки шелкопряда. Тогда их сдавали в шелководческий совхоз, и на этом имели существенный приработок. Ничего не меняется. Азербайджан был мировым центром по производству шёлковых тканей, а не Чина. Наверное, до самого момента открытия нефтяных промыслов.

Параллельно с описанием путешествия в Шираз Де Клавихо подробно рассказывает историю самого Тамурбека, и в живописной форме повествует о всех его подвигах. Некоторые детали поражают. Например, вспомнился анекдот о том, как в еврейской семье мальчик спрашивает: «Дедушка, а правда во время войны кушать нечего было»?

Правда внучек. Хлебушка даже не было. Приходилось масло прямо на колбасу намазывать.

Примерно так же пишет и Рюи: «В голодные времена, жители вынуждены были питаться только мясом и кислым молоком». Чтоб я так голодал!

И правда, от описания еды простых тартарских подданных дух захватывает. Рис, ячмень, кукуруза, дыни, виноград, лепёшки, кобылье молоко с сахаром, кислое молоко (тут и кефир, и простокваша, и творог, и сыр, как я понял по смыслу), вино, и просто горы мяса. Конина и баранина в огромных количествах, в самых разных блюдах. Вареная, жареная, пареная, солёная, сушёная. В общем, кастильские послы хоть впервые в жизни поели по-человечески во время командировки.

Но вот путешественники прибыли в Шираз, где через несколько дней к ним присоединилась миссия Тамурбека для сопровождения в Самарканд. Тут у меня с географией похода впервые возникли трудности идентификации. Положим, Султания и Орасания - это части современных Ирана и Сирии. Что тогда он подразумевал под «Малой Индией»? И почему Ормуз - это город, если сейчас это остров?

Положим, что откололся Ормуз от суши. Но как быть с Индией? По всем описаниям, под это понятие попадает сама Индия. Столица её – Делиес. Тамурбек завоевал её очень оригинальным способом: против боевых слонов он выпустил стадо верблюдов с горящими тюками соломы на спинах, и слоны, от природы жутко боящиеся огня, в панике затоптали индийскую армию, и наши победили. Но если так, то что тогда «Большая Индия»? Может прав современный исследователь И.Гусев, который утверждает, что Большая Индия - это и есть Америка? Тем более, наличие кукурузы в этом регионе, заставляет об этом снова задуматься.

Тогда отпадают сами собой вопросы о наличии следов кокаина в тканях египетских мумий. Не летали они на виманах через океан. Кокаин был одной из специй, наряду с корицей и перцем, которые купцы везли из Малой Индии. Это, конечно? опечалит поклонников творчества Эриха фон Деникена, но что поделать, если на самом деле всё гораздо проще и без участия инопланетян.

Ну, ладно. Пойдём дальше. Параллельно с подробнейшим описанием пути из Шираза в Орасанию, которая граничила с Самаркандским царством по Аму-Дарье, Де Клавихо продолжает уделять много внимания описанию деяний Тамурбека, о которых ему поведали посланники. Тут есть от чего придти в ужас. Возможно, это часть информационной войны против Тамерлана, но вряд ли. Слишком подробно всё описано.

Например, поражает радение Тимура о справедливости. Сам он, будучи язычником, никогда не трогал ни христиан, ни мусульман, ни иудеев. До поры до времени. Пока христиане не показали своё лживое алчное лицо.

Во время войны с Турцией греки с европейской части Константинополя пообещали помощь и поддержку войску Тамурбека в обмен на лояльное отношение к ним в будущем. Но вместо этого, они снабдили флотом войско Баязита. Тамурбек Баязита разгромил просто блестяще, в лучших традициях русского воинства, с малыми потерями, победив во много раз превосходящие силы. А потом возил пленённого Султана вместе с сыном в золотой клетке, установленной на телеге, как зверушку в зоопарке.

Но подлых греков не простил и с тех пор преследовал христиан беспощадно. Как не простил и племя Белых Тартар, которые его тоже предали. В одном из замков их окружила дружина Тамурбека, и те, видя, что от расплаты не уйти, попытались откупиться. Тогда мудрый, справедливый, но злопамятный царь, чтоб сохранить жизни своих воинов, пообещал предателям, что если они сами принесут ему деньги, то он не прольёт их крови. Те вышли из замка.

Ну, что? Я вам обещал, что крови вашей не пролью?
- Обещал! – Хором заголосили белые тартары.
- И я в отличие от вас своё слово держу. Ваша кровь не прольётся. Закопать их живьём! – приказал он своему «главкому тартаргвардии».

А потом был издан указ о том, что каждый подданный Тамурбека обязан убивать всех белых тартар, коих встретит на пути. А ежели не убьёт, будет убит сам. И начались репрессии тимуровской реформы. За несколько лет этот народ был истреблён полностью. Всего около шестисот тысяч.

Рюи вспоминает, как по пути им встретились четыре башни «высотой так, что камнем не докинуть». Две ещё стояли, а две рухнули. Они были сложены из черепов Белых Тартар, скреплённых в качестве строительного раствора грязью. Вот такие нравы были в пятнадцатом веке.

Ещё один любопытный факт описывает Де Клавихо. Это то, о чём я подробно описывал в предыдущей главе , - наличие в Тартарии логистической службы. Тамерлан её существенно реформировал, и некоторые детали этой реформы могут послужить отгадкой ещё одной тайны, что же за мифические монголы вместе с татарами «триста лет измывались над несчастной Русью»:

Таким образом, мы вновь убеждаемся в том, что «татаро-монголия», на самом деле, это никакая не Татария и совсем не Монголия. - да. Могулия - да! Просто аналог современной "Почты России".

Далее речь пойдёт о «Железных воротах». Тут у автора, вероятнее всего, произошла путаница. Он путает Дербент с «Железными воротами» на пути из Бухары в Самарканд. Но не суть. На примере этого отрывка я выделил маркерами различных цветов ключевые слова в тексте на русском, и те же слова, я выделил в тексте оригинала. Это наглядно показывает, на какие изощрения шли историки для сокрытия правды о Тартарии:

Возможно, что я ошибаюсь так же, как и тот переводчик, который переводил книгу с испанского. И «Дербент» тут ни при чём, а «Darbante» - это что-то такое, смысл чего утрачен, потому что в испанском словаре такого слова нет. А вот и подлинные "Железные ворота", которые на ряду с Аму-Дарьёй служили естественной защитой Самарканда от внезапного вторжения с запада:

А теперь о чакатаях. Первая мысль у меня была, что это племя как-то могло быть связано с Катаем, который находился в Сибирской Тартарии. Тем более, известно, что Тамурбек довольно долго платил дань Катаю, пока не завладел им с помощью дипломатии.

Но позже пришла другая мысль. Возможно, что автор просто не знал, как пишется название племени, и записал его на слух. А на самом деле не «чакатай», а «чегодай». Это ведь одно из славянских языческих имён-прозвищ, таких как челубей, ногай, мамай, убегай, догоняй, угадай, и т.п. А Чегодай - это иначе говоря «Попрошайка» (дай чего-нибудь?). Косвенным подтверждением тому, что такая версия имеет право на жизнь, является следующая находка:

"Чегодáев - русская фамилия, происходит от мужского имени Чегодай (в русском произношении Чаадай). В основе фамилии лежит имя собственное мужское монгольского происхождения, но широко известное и у тюркских народов. Известно оно и как историческое имя Чагатая (Джагатая), второго сына Чингиз-хана, означающее храбрый, честный, искренний. Это же название известно как этноним - название тюркско-монгольского племени джагатай-чагатай, из которого происходил Тамерлан. Фамилия иногда изменялась в Чаадаев и Чеодаев. Фамилию Чегодаев носит русский княжеский род".

В общем, утверждение о том, что Тамерлан - основатель династии Тимуридов, не является верным, потому что он сам был представителем чингизидов, а значит, и все его потомки так же являются чингизидами.

Интересно было разобраться и с происхождением топонима «самарканд». По-моему, чересчур много названий городов содержат корень «самар». Это и библейская Самария, и наш мегаполис на Волге Самара, а до революции Ханты-Мансийск носил название Самаров, и сам Самарканд, разумеется. Забыли мы значение слова «самар». А вот окончание «канд» вполне укладывается в систему образования топонимов в Тартарии. Это и Астрах(к)ань , и Тму-таракань, и множество различных «канов» и «чанов» (Среднекан, Кадыкчан) на северо-востоке страны.

Возможно, все эти окончания связаны со словом «хам» или «хан». И могли достаться нам в наследство от Великой Тартарии. Наверняка, на востоке города называли по имени их основателей. Как князь Словен основал Словенск, а Князь Рус - Руссу (ныне Старая Русса), так и Беличан мог быть городом Билык-хана, а Кадыкчан – Садык-хана.

И ещё. Не забываем о том, как на самом деле волхвы нарекли при рождении язычника Ивана Грозного:

"Ива́н IV Васи́льевич, прозванный Гро́зным, по прямому имени Тит и Смарагд, в постриге Иона (25 августа 1530, село Коломенское под Москвой - 18 (28) марта 1584, Москва) - государь, великий князь московский и всея Руси с 1533 года, первый царь всея Руси".

Да. Смарагд - его имя. Чуть ли не САМАРА-гд. И это может быть не простым совпадением. Почему? Да потому, что при описании Самарканда слово «изумруд» повторяется десятки раз. На шапке Тамурбека и на диадеме его старшей жены были огромные смарагды (изумруды). Изумрудами были украшены и одежды, и даже многочисленные дворцы Тамурбека и его родственников. Поэтому, рискну предположить, что «самара» и «смара» - это одно и то же. Тогда получается, что человек на заглавной картинке – волшебник Изумрудного города?

Но это отступление. Вернёмся в средневековый Самарканд.

От описания блеска этого города голова кружится. Для европейцев это было чудо из чудес. Они и не подозревали о том, что то, что они ранее считали роскошью, в Самарканде даже у нищих считается «бижутерией».

Напомню, что нам всем с детства внушали, что вершиной цивилизации был великолепный Цареград. Но вот неувязочка какая… Описанию этого Константинополя автор уделил несколько страниц, из которых запомнился только храм Иоанна Крестителя. А для того, чтоб выразить потрясение от увиденного в «диких степях», ему потребовалось полсотни страниц. Странно? Очевидно, что нам чего-то не договаривают историки.

В Самарканде было совершенно всё. Мощные крепости, замки, храмы, каналы, бассейны во дворах домов, тысячи фонтанов, и многое, многое другое.

Путешественников поразило богатство города. Описание пиров и праздников сливается в один сплошной ряд величия и блеска. Столько вина и мяса в одном месте за такой короткий промежуток времени кастильцы не видели за всю предыдущую жизнь. Примечательно описание обрядов, традиций и обычаев тартар. Один из них, как минимум, дошёл до нас в полной мере. Пить до тех пор, пока не свалишься. А горы мяса и тонны вина из дворцов выносили на улицы, чтобы раздать простым горожанам. И Праздник во дворце всегда становился общенародным гулянием.

Отдельно хочется сказать о борьбе с коррупцией в царстве Тамурбека. Де Клавихо рассказывает об одном случае, когда во время отсутствия Государя в столице, чиновник, остававшийся И.О. Царя, злоупотребил властью и кого-то обидел. В результате, примерял «пеньковый галстук». Точнее бумажный, потому что в Самарканде все сплошь ходили в хлопковом натуральном платье. Вероятно, и верёвки тоже были из хлопка.

Повешен был и ещё один чиновник, который был уличён в растрате коней из гигантского стада Тамурбека. Причём, высшая мера всегда сопровождалась при Тимуре конфискацией в пользу государственной казны.

Людей не боярского происхождения казнили усекновением голов. Это было страшнее, чем просто смерть. Отделением головы от тела палач лишал осуждённого чего-то более важного, чем просто жизнь. Де Клавихо стал свидетелем суда и отрубания голов сапожника и торговца, которые необоснованно подняли цену во время отсутствия Царя в городе. Вот это я понимаю, эффективная борьба с монополиями!

А вот и ещё одно маленькое открытие. Для тех, кто думает, что амазонок выдумал Гомер. Вот же, чёрным по белому:

Ведьма? Нет, Царица! И так звали одну из восьми жён Тимура. Самую младшую, и наверняка, самую красивую. Вот такой он был… Волшебник Изумрудного города.

Современные находки археологов подтверждают, что Самарканд на самом деле был изумрудным городом во времена Тамерлана. Сегодня эти шедевры называют так: «Изумруды Великих Моголов. Индия».

Описание обратного пути послов через Грузию интересно, конечно, но только с точки зрения беллетриста. Очень уж много выпало на долю путешественников опасностей и суровых испытаний. Особенно поразило описание того, как они оказались в снежном плену в горах Грузии. Интересно, сегодня так бывает, что снег валит по нескольку суток и заметает дома по крыши?

Писцони - это, возможно, профессия, а не фамилия.

Подвиги Тамерлана, и не совсем подвиги

Рассказ о подвигах Тамурбек-Хана был бы неполным, если бы мы не обратились к другим источникам, повествующим об эпохальных событиях, произошедших во времена его правления. Одним из таких источников является документ, известный как «Путешествия Ивана Шильтбергера по Европе, Асии и Африке с 1394 года по 1427 год». Описания Европы и Африки я опущу, поскольку в рамках данной темы моей целью было изначально только описание прошлого нашей страны в древнейший её период, когда она называлась Скифией, а затем Тартарией.

Почему имеет смысл подробнее остановиться на этом вопросе. Дело в том, что это тоже наша история. Попытка историков оторвать историю Руси от истории Великой Тартарии привела к тому, что мы сегодня имеем. А имеем мы огромное количество сограждан, ставящих под сомнение даже сам факт существования такой страны в прошлом, не говоря уж о том, что Русь была её неотъемлемой частью.

Вот это и есть стратегия, направленная на дробление великой страны. Раздробив её на части в прошлом, очень легко раздробить её в настоящем. Поэтому каждому жителю всех стран, бывших ещё недавно единым государством – Советским Союзом, жизненно необходимо знать свою историю, чтобы не повторить ошибок в будущем.

Сегодня не найти человека, которому было бы неизвестно имя Тамерлана. Но попробуйте спросить случайного прохожего о том, чем же прославился великий политик и полководец, и примерно в девяноста процентах случаев, вы не услышите ничего сверх того, что было рассказано в рекламном ролике одного коммерческого банка. Люди скажут, что, мол, был такой свирепый монгол, который только и делал, что всех завоёвывал, и при том не щадил ни своих ни чужих.

Отчасти это правда. Суров был Тимур и беспощаден. Но он был справедлив. Заботился о своём народе, защищал народы, покорившиеся ему, и при этом не был кровожадным. Время такое было, когда смертная казнь была наиболее эффективным инструментом управления. Но правил-то Тимур не ради собственных амбиций, а во благо народа, который считал его своим отцом и защитником. Даже титул Хана принял незадолго перед кончиной.

Поэтому мало знать о том, что Тамерлан существовал. Нужно хорошо знать, что именно он делал и как. Нужно в полной мере осознавать, что наряду с Огус-Ханом, Чингис-Ханом, Бату-Ханом, Вещим Олегом и царём Смарагдом (Иваном Грозным), Тамурбек-Хану мы обязаны существованием нашей современной страны – России. Итак, обратимся к фактам, изложенным Иваном Шильтбергером, которые во многом подтверждают и дополняют сведения, изложенные Абулгази-Баядур-Ханом.

О войне Тамерлана с королем-султаном

По возвращении своем из счастливого похода против Баязита Тамерлан начал войну с королем-султаном, занимающим первое место среди владетелей языческих. С войском, состоящим из миллиона двухсот тысяч человек, он вторгся во владения султана и начал осаду города Галеба, в котором насчитывалось до четырехсот тысяч домов. В это трудно поверить, но откуда-то Шильтбергер такие цифры взял.

Командир осаждённого гарнизона сделал вылазку с восемьюдесятью тысячами человек, но был принужден возвратиться и потерял множество воинов. Четыре дня спустя Тамерлан овладел предместьем и велел бросать обитателей его в городской ров, а на них брёвна и навоз так, что этот ров был засыпан в четырех местах, хотя имел двенадцать сажен глубины. Если это правда, и Тамерлан на самом деле поступил так с невинными мирными жителями, то несомненно, он один из величайших злодеев всех времён и народов. Однако не стоит забывать о том, что информационная война придумана не сегодня и не вчера.

Обо всех великих правителях Тартарии по сей день пишут небылицы, и это нормально. Чем больше у правителя заслуг, тем больше складывают мифов о его кровожадности. Так сказки о жестокости Ивана Грозного давно уже разоблачены, но учебники переписывать никто по прежнему не спешит. Точно так же, я думаю, обстоит дело и с мифами о Тамерлане.

Затем Тамерлан приступил к другому городу, называемому Урум-Кола, который не оказал сопротивления, и к жителям которого Тамерлан проявил милость. Оттуда он отправился к городу Айнтаб, гарнизон которого отказался подчиниться государю, и город был взят после девятидневной осады. По обычаям войны тех времён, непокорившийся город был отдан на разграбление солдатам. После чего войско двинулось к городу Бегесна, который пал после пятнадцатидневной осады, и где был оставлен гарнизон.

Упомянутые города считались главными в Сирии после Дамаска, куда затем отправился Тамерлан. Узнав об этом, король-султан велел просить его, чтобы он пощадил этот город или, по крайней мере, находившийся в нём храм, на что Тамерлан согласился. Храм, о котором идёт речь, был столь велик, что имел с наружной стороны сорок ворот. Внутри он освещался двенадцатью тысячами лампад, которые зажигали по пятницам. В другие дни недели зажигали только девять тысяч. Среди лампад было много золотых и серебряных, посвященных королями-султанами и вельможами.

Тамерлан осадил Дамаск, и Султан отправил из своей столицы Каира, где он находился, войско в двенадцать тысяч человек. Этот отряд Тамерлан, разумеется, разбил и отправил погоню за сбежавшими с поля боя вражескими солдатами. Но те после каждой ночёвки отравляли воду и местность перед уходом, поэтому из-за больших потерь погоню пришлось вернуть назад. Похоже, что это одно из древнейших описаний применения химического оружия.

Через несколько месяцев осады Дамаск пал. Один из хитрых кади пал ниц перед завоевателем и просил выторговать помилование для себя и других вельмож. Тамерлан сделал вид, что поверил священнику и разрешил укрыться в храме всем тем, кто по мнению кади, был лучше прочих мирных жителей. Когда же те укрылись в храме, Тамерлан приказал запереть ворота снаружи и сжечь предателей своего народа. Такая вот естественная селекция. Жестоко? - Да! Справедливо? Опять – Да!

Он также приказал своим воинам, чтобы каждый представил ему по голове неприятельского воина и по истечении трех дней, употребленных на исполнение сего приказания, велел воздвигнуть три башни из этих голов.

Затем отправился в другой край, называемый Шурки, не имевший военного гарнизона. Жители города, славящегося своими специями и пряностями, снабдили войско всем необходимым, и Тамерлан, оставив гарнизоны в завоеванных городах, возвратился в свои земли.

Покорение Тамерланом Вавилона

По возвращении из владений короля-султана Тамерлан с миллионом войска выступил против Вавилона.

Кстати, если вы думаете, что древний город Вавилон мифический, то глубоко заблуждаетесь. Дворец Саддама Хусейна находится на краю этого города.

Узнав о его приближении, король вышел из города, оставив в нём гарнизон. После осады, продолжавшейся целый месяц, Тамерлан, приказавший копать мины под стеною, овладел им и предал его огню. Велел на пепелище посеять ячмень, ибо поклялся, что разрушит город окончательно, чтобы в будущем никто не смог найти даже места, на котором стоял Вавилон. Однако цитадель Вавилона, находящаяся на высоком холме и окружённая рвом, наполненным водой, оставалось неприступной. В ней же находилась казна Султана. Тогда Тамерлан велел отвести воду изо рва, в котором были обнаружены три свинцовых сундука, наполненных золотом и серебром, каждый две сажени в длину и одну сажень в ширину.

Короли этим способом надеялись спасти свои сокровища, в случае взятия города. Велев унести эти сундуки, Тамерлан также овладел замком, где оказалось не более пятнадцати человек, которые были повешены. Впрочем, в замке нашли также четыре сундука, наполненных золотом, которые были увезены Тамерланом. Затем, овладев ещё тремя городами, он, по случаю наступления знойного лета, должен был удалиться из этого края.

Покорение Тамерланом Малой Индии

По возвращении в Самарканд Тамерлан приказал всем подданным, чтобы они по истечении четырех месяцев были готовы для похода в Малую Индию, отдаленную от его столицы на расстояние четырехмесячного пути. Выступив в поход с четырехсоттысячным войском, он должен был пройти чрез безводную пустыню, имевшую в протяжении двадцать дней перехода. Оттуда прибыл в гористую страну, чрез которую пробрался только в восемь дней с большим трудом, где часто приходилось привязывать верблюдов и лошадей к доскам, для того, чтобы их спускать с гор.

Далее Шильтбергер описывает загадочную долину, «которая была так темна, что воины в полдень не могли видеть друг друга». О том, что это было, можно теперь только гадать. Однако, скорее всего дело не в самой долине, а в некоем природном явлении, которое совпало по времени с прибытием войск Тамерлана в эту местность. Может быть, причиной длительного затмения послужило облако вулканического пепла, а может быть, и какое-то более грозное природное явление.

Затем войско прибыло в нагорную страну трехсуточного протяжения, а оттуда попало на равнину, где находилась столица Малой Индии. Устроив лагерь свой в этой равнине у подошвы, покрытой лесом горы, Тамерлан велел гонцу сказать Правителю Индийской столицы: "Мир, Тимур гелди", т. е. "Сдавайся, государь Тамерлан пришел".

Правитель предпочёл выступить против Тамерлана с четырьмястами тысяч воинов и сорока слонами, приученными к бою, неся на спине башню с десятью лучниками внутри. Тамерлан выступил ему на встречу и охотно начал бы сражение, но лошади не хотели идти вперед, потому что боялись слонов, поставленных впереди строя. Тамерлан отступил и устроил военный совет. Тогда один из его генералов по имени Солиман-шах (солёный человек, вероятно Сулейман, и он же Соломон) посоветовал собрать необходимое число верблюдов, нагрузить их дровами, поджечь их и направить на боевых слонов индийцев.

Тамерлан, следуя этому совету, велел приготовить двадцать тысяч верблюдов и зажечь наложенные на них дрова. Когда они явились виду неприятельского строя со слонами, последние, испугавшись огня и криков верблюдов, обратились в бегство и были частично перебиты воинами Тамерлана, а частично захвачены в качестве трофеев.

Тамерлан осаждал город десять дней. Тогда король начал с ним переговоры и обещал платить два центнера индийского золота, которое лучше аравийского. Кроме того, он дал ему еще много алмазов и обещал выставить по его требованию тридцать тысяч человек вспомогательного войска. По заключении мира на этих условиях, король остался в своем государстве, а Тамерлан возвратился домой с сотней боевых слонов и богатствами, полученными от короля Малой Индии.

Каким образом наместник похищает у Тамерлана большие сокровища

По возвращении из похода Тамерлан послал одного из своих вельмож по имени Шебак с десятитысячным корпусом в город Султанию, чтобы привезти хранившиеся там пятилетние подати, собранные в Персии и Армении. Шебак по принятии этой контрибуции наложил ее на тысячу подвод и писал об этом своему другу, владетелю Мазандерана, который не замедлил явиться с пятидесятитысячным войском, и вместе с другом своим и с деньгами возвратился в Мазандеран. Узнав об этом, Тамерлан послал за ними в погоню большое войско, которое, однако, не могло взять Мазандерана по причине дремучих лесов, которыми он покрыт. Здесь мы в который уже раз убеждаемся в том, что восточная часть Прикаспийской низменности некогда была покрыта буйной растительностью. Глядя на эти места сегодня, в это верится с большим трудом, но ведь не могли так жестоко ошибаться сразу несколько средневековых авторов.

Тогда Тамерлан послал еще семьдесят тысяч человек с приказанием проложить себе дорогу чрез леса. Они, действительно, срубили лес на протяжении мили, но этим ничего не выиграли, поэтому были отозваны государем обратно в Самарканд. Почему-то Шильтбергер умалчивает о дальнейшей судьбе похищенных сокровищ. С трудом верится в то, что казнокрадство в таких масштабах могло остаться безнаказанным. И вероятнее всего, автору просто было неизвестно завершение этого инцидента.

Каким образом Тамерлан велел умертвить 7000 детей.

Затем Тамерлан бескровно присоединил к своему государству королевство Испахан с одноимённой столицей. Он отнёсся к жителям милостиво и благосклонно. Ушёл из Испахана, взяв с собою его короля, Шахиншаха, оставив в городе гарнизон из шести тысяч человек. Но вскоре после убытия армии Тамерлана жители напали на его солдат и всех перебили. Пришлось Тамерлану вернуться в Испахан и предложить жителям мир при условии, чтобы они отрядили ему двенадцать тысяч стрелков. Когда же эти воины были к нему посланы, он велел у каждого из них отрезать большой палец на руке и в таком виде отослал их обратно в город, который вскоре был взят им приступом.

Собрав жителей на центральной площади, он приказал умертвить всех, кто старше четырнадцатилетнего возраста, щадя таким образом тех, которые были моложе. Головы убитых были сложены в башни в центре города. Затем велел отвести женщин и детей на поле вне города и детей моложе семи лет поместить отдельно. Затем приказал кавалерии топтать их копытами лошадей. Говорят, что собственные соратники Тамерлана умоляли его на коленях не делать этого. Но он стоял на своём и повторно отдал приказание, которое, однако, никто из воинов не мог решиться выполнить. Осердившись, Тамерлан сам наехал на детей и говорил, что хотел бы знать, кто осмелится не последовать за ним. Воины тогда вынуждены были подражать его примеру и растоптать детей копытами своих лошадей. Всего их считали около семи тысяч.

Конечно же, такое могло быть в действительности, однако для того, чтобы демонизировать личность, до сих пор нет более действенного метода, кроме как обвинить её в убийстве невинных детей. Самая известная из подобных легенд вошла и в Библию в качестве леденящей кровь сказки о побитии младенцев царём Иродом. Однако теперь нам уже понятно, откуда «уши растут» у этой легенды. Ирод не отдавал приказа уничтожить всех младенцев. Он послал своих стрельцов на поиски одного только мальчика, который, став совершеннолетним, смог бы претендовать на его трон, поскольку тот являлся его кровным сыном от Марии, жены Ирода, оказавшейся в ссылке до того, как выяснилось, что она беременна от монарха.

Тамерлан предполагает воевать с Великим Хамом

Примерно в это же время правитель Катая прислал послов ко двору Тамерлана с требованием уплатить дань за пять лет. Тамерлан отослал посланника обратно в Каракурум с ответом, что он хана считал не верховным владетелем, но данником своим, и что он лично посетит его. Затем приказал известить всех своих подданных, чтобы они готовились к походу в Туран, куда отправился с войском, состоящим из восьмисот тысяч человек. После месячного перехода, он прибыл к пустыне, простиравшейся на семьдесят дней пути, но после десятидневного перехода, он должен был возвратиться, потеряв много солдат и животных по причине недостатка воды и чрезвычайно холодного климата этой страны. Вероятно, Тамерлан планировал войти в Катай через современные Туву и Хакасию западным путём, по Дороге Чингис-Хана. Но в северных степях современного Казахстана поход пришлось прервать и остановиться в Отраре, где Тамерлана и убили заговорщики, которых, вне всякого сомнения, подкупили люди Великого Хама.

О смерти Тамерлана

Эта часть повествования более походит на сценарий к телесериалу. Цитирую автора:

«Можно заметить, что три неприятности были причинами болезни Тамерлана, которая ускорила его смерть. Во-первых, он был огорчен тем, что его наместник похитил у него подать; затем нужно знать, что младшая из трех жен его, которую он весьма любил, в его отсутствие, связалась с одним из его вельмож. Узнав, по возвращении своем, от старшей жены о поведении младшей, Тамерлан не хотел верить ее словам. Поэтому она ему сказала, чтобы он пошел к ней и заставил бы ее отворить сундук, где найдет драгоценный перстень и письмо от ее любовника. Тамерлан сделал то, что она ему советовала, нашел перстень и письмо и хотел узнать от своей жены, от кого она их получила. Она тогда бросилась к его ногам и умоляла его не гневаться, так как эти вещи ей были даны одним из его приближенных, но без худого умысла.

Тамерлан однако, вышел из ее комнаты и велел ее обезглавить; затем послал пять тысяч всадников в погоню за подозреваемым в измене сановником; но сей последний, вовремя предостереженный начальником посланного за ним отряда, спасся с женами и детьми, в сопровождении пятисот человек, в Мазандеран, где был вне преследований Тамерлана. Последний до такой степени принял к сердцу смерть жены и бегство своего вассала, что скончался. Его похороны были празднуемы во всем крае с большим торжеством; но замечательно, что священники, находившиеся в храме, по ночам слышали его стоны в течении целого года.

Тщетно друзья его надеялись положить конец этим воплям, раздавая много милостыни бедным. Поэтому священники, посоветовавшись, просили его сына, чтобы он отпустил на родину людей, вывезенных отцом из разных стран в особенности в Самарканд, куда им послано было много ремесленников, которые принуждены были там на него работать. Они все были, действительно, отпущены на волю и тотчас вопли прекратились. Все, мною до сих пор описанное, случилось во время шестилетней службы моей у Тамерлана».

Голубев Андрей Викторович (kadykchanskiy, кадыкчанский, записки колымчанина). Родился 29 июля 1969г. в п. Кадыкчан, Сусуманского района, Магаданской области. Закончил Выборгское авиационно-техническое училище и Российскую таможенную академию. Работал во 2-м Куйбышевском объединённом авиаотряде. Служил в Псковской таможне. Юрист, писатель, историк.

Тимур. Реконструкция по черепу М. Герасимова

Значение Тимура в мировой истории

Известен тот факт, что почти все великие завоеватели, не останавливавшиеся перед мелочами, но неутомимо гнавшиеся за безграничным расширением своего могущества, были фаталистами; они чувствовали себя орудиями или карающего божества, или таинственной судьбы, увлеченными непреоборимым течением через потоки крови, через груды трупов, все вперед и вперед. Таковы были: Аттила, Чингисхан, в нашу историческую эпоху Наполеон; таков был и Тамерлан, грозный воин, имя которого в течение столетий с ужасом и изумлением повторял весь Запад, хотя сам он на этот раз избежал опасности. Такая общая черта не случайна. Покорение половины мира при отсутствии таких совсем особенных обстоятельств, как во время Александра Великого, может удаться только тогда, когда силы народов уже наполовину парализованы ужасом перед приближающимся врагом; да и отдельный человек, если он не стоит еще просто на степени развития животного, вряд ли способен принять на свою только личную совесть все бедствия, которые причиняет в мире беспощадная война, в продолжение десятков лет стремящаяся с одного поля битвы на другое. Значит там, где дело не идет о войне за веру, в которой уже заранее многое допускается, так как она прежде всего стремится к достижению высокой религиозной цели аd mаjorem Dei gloriаm, только тот окажется на высоте необходимой бесчувственности и бесчеловечности, чей ум поглощен неотступной идеей о божественной миссии или о своей «звезде» и закрыт для всего, не служащего его исключительной цели. Человек, не утративший всякого понятия о нравственной ответственности и общечеловеческих обязанностях, будет поэтому дивиться на эти ужаснейшие явления всей мировой истории точно так же, как можно дивиться на величественную грозу, пока гром не ударит в слишком опасной близости. Приведенное соображение может, пожалуй, служить для объяснения особенных противоречий, встречающихся в подобных характерах, ни в ком из них, может быть, больше, чем в Тамерлане или, чтобы употребить более точную форму его имени, Tимуpленке. Нельзя сказать, чтобы кто-либо из вождей второго монголо-татарского переселения народов отличался от вождей первого меньшей степенью дикости и свирепости. Известно, что Тимур особенно любил, после выигранной битвы или завоевания города, сооружать возможно высокие пирамиды, то из одних голов, то из целых тел убитых врагов; а там, где он находил полезным или нужным, чтобы произвести прочное впечатление или подать пример, он заставлял свои орды расправляться не лучше, чем сам Чингисхан. И наряду с этим все же встречаются черты, которые в сравнении с такой свирепостью кажутся не менее странными, чем пристрастие Наполеона к Гётевскому Вертеру рядом с его грубой беспощадностью. Я вывожу это не из того, что под именем Тимура до нас дошли довольно объемистые записки, частью военные рассказы, частью рассуждения военно-политического характера, по содержанию которых часто едва ли возможно заключить, что в лице их автора мы имеем перед собой одного из величайших извергов всех времен: если б даже достоверность их была вполне доказана , все же надо помнить, что бумага все терпит, и в пример можно привести мудрое законодательство Чингисхана. Также нет надобности придавать слишком большое значение изречению, вырезанному на кольце Тимура: расти-русти (по-персидски: «право – сила»); что оно не было простым лицемерием, обнаружилось, например, при одном замечательном случае, во время армянского похода 796 (1394) года. Местный летописец описывает его следующим образом: «Он стал лагерем перед крепостью Пакран и овладел ею. Он велел поставить в две отдельные толпы, с одной стороны триста мусульман, с другой – триста христиан. После того им было сказано: мы убьем христиан, а мусульман выпустим на свободу. Там же были двое братьев епископа этого города, которые вмешались в толпу неверных. Но тут монголы подняли свои мечи, убили мусульман и освободили христиан. Те два христианина начали сейчас же кричать: мы слуги Христовы, мы православные. Монголы воскликнули: вы солгали, поэтому мы вас не выпустим. И они убили обоих братьев. Это причинило епископу глубокую скорбь, хотя оба они умерли исповедуя истинную веру». Случай этот тем более достоин замечания, что, вообще говоря, христиане далеко не могли рассчитывать на мягкость со стороны Тимура; он был сам мусульманин и хотя склонялся к шиизму, однако прежде всего горячо преследовал строгое проведение законов Корана и истребление иноверцев, если только они не заслуживали себе пощаду, отказавшись от всякой попытки к сопротивлению. Правда, в его единоверцам обыкновенно приходилось немногим лучше: «как хищные волки на изобильные стада» нападали татарские орды, теперь как и за 50 лет до того, на жителей городов и стран, возбудивших неудовольствие этого страшного человека; даже мирная сдача не всегда спасала от убийств п грабежа, особенно в тех случаях, когда бедняки подозревались в неуважении к аллахову закону. Всего легче отделались на этот раз восточноперсидские провинции, по крайней мере там, где они не возбуждали гнева Тимура последующими восстаниями, потому просто, что они должны были быть присоединены к непосредственным владениям нового победителя мира; тем хуже велел он опустошить Армению, Сирию и Малую Азию. В общем, его нашествие было довершением разорения мусульманских стран. Когда он умер, в чисто политическом отношении все снова стало таким же, как было до него; нигде обстоятельства не развернулись иначе, чем, по всей вероятности, было бы, если б не произошло минутного создания его великого царства: но его пирамиды из черепов не могли способствовать восстановлению разоренных городов и сел, и его «право» не обладало во всяком случае силой пробуждать жизнь из смерти; иначе, оно было, как говорит пословица, тем summum jus, которое есть summа injuriа. Действительно, Тимур был только, так сказать, «великим организатором побед»; искусство, с каким он умел составлять свои войска, обучать военачальников, поражать противников, как ни мало достоверного мы о нем узнаем, есть во всяком случае проявление столько же смелого и сильного, сколько тщательно обдумывающего ума и из ряду выходящего знания людей. Таким образом, своими тридцатью пятью походами распространил он еще раз ужас монгольского имени от границ Китая до Волги, от Ганга до ворот Константинополя и Каира.

Происхождение Тимура

Tимуp – имя его значит железо – родился 25 Шабана 736 (8–9 апреля 1336) года, в предместье траксоксанского Кеша (теперь Шахрисабз, к югу от Самарканда) или в одном из соседних сел. Отец его, Тарагай, был предводителем татарского племени Барлас (или Барулас) и, как таковой, главным начальником занятого ими округа Кеша, то есть он владел одной из бесчисленных маленьких областей, на которые давно уже распалось государство Джагатая; со смерти Барака, то один, то другой из преемников Чингисхана или из других честолюбивых предводителей старались соединить их в большие общины, но до тех пор без действительных результатов. Племя Барлас официально причисляется к чисто монгольским, происхождение Тимура ведется от одного из ближайших доверенных Чингисхана, а с другой стороны от дочери самого сына его, Джагатая. Но он ни в каком случае не был монголом; так как Чингисхан считался монголом, то льстецы его могущественного преемника сочли своим долгом установить возможно близкую связь между ним в первым основателем мирового владычества татар, и нужные для этой цели родословные были составлены только впоследствии.

Внешность Тимура

Уже внешний вид Тимура не соответствовал монгольскому типу. «Он был», – так рассказывает его арабский биограф, строен и велик, высокого роста, как потомок древних гигантов, с могучей головой и лбом, плотный телом и сильный... цветом кожи бел и румян, без темного оттенка; широкоплечий, с крепкими членами, сильными пальцами и длинными бедрами, пропорционального телосложения, длиннобородый, но с недостатком в правой ноге и руке, с глазами полными мрачного огня и громким голосом. Страха смерти он не знал: уже будучи близок к 80 годам , он сохранил духовно полную уверенность в себе, телесно – крепость и упругость. По твердости и способности сопротивления он подобен был каменной скале. Он не любил насмешек и лжи, был недоступен шутке и забаве, зато хотел всегда слышать одну правду, если даже она была ему неприятна; неудача никогда его не печалила, а успех никогда не веселил». Это изображение, внутренняя сторона которого кажется совершенно соответствующей действительности, только во внешних чертах не совсем согласно с портретом, который нам дают позднейшие изображения ; тем не менее в главном оно может иметь притязание на некоторую достоверность, как передача основанного на глубоких впечатлениях предания, там, где стилистические соображения не слишком влияли на автора, очевидно превосходно обдумывавшего изящество и симметрию своего изложения. Несомненно существование телесного недостатка , которому он обязан своим персидским прозвищем Тимурленка, «хромой Тимур» (по-турецки – Аксак Тимур); недостаток этот однако не мог быть значительным препятствием в его движениях, так как особенно прославлялось его уменье объезжать коней и владеть оружием. В те времена оно могло быть особенно полезно ему.

Средняя Азия в годы юности Тимура

В обширных областях бывшего царства Джагатая все обстояло снова так, как за 150 лет раньше, в дни распадения государства каракитаев. Там, где выискивался смелый предводитель, который умел собрать вокруг себя несколько племен для наездничества и сражений, быстро возникало новое княжество, а если за ним появлялся другой, сильнейший, оно находило не менее быстрый конец. – Подобной участи подвергались и властители Кеша, когда по смерти Тарагая на его место вступил брат его, Хаджи Сейфаддин. Как раз в это время (760=1359), в Кашгаре [области на север и восток от Сырдарьи] одному из членов дома Джагатая, преемнику Барака, по имени Туглук-Тимуру, удалось провозгласить себя ханом и склонить многие племена Туркестана к признанию своего достоинства. С ними выступил он, чтобы вновь завоевать остальные провинции царства [то есть, Среднюю Азию], из которых самой значительной и все еще самой цветущей была область Окса [Амударьи]. Маленький князь Кеша со своими слабыми силами не в состоянии был противостоять нападению; но в то время, как он свернул по направлению к Хорасану, его племянник Тимур отправился в неприятельский стан и объявил свое подчинение владычеству Туглука (761=1360). Понятно, он был принят с радостью и пожалован областью Кеша; но едва хан успел увериться в обладании Трансоксанией [областью между Амударьей и Сырдарьёй], как между вождями племен в его войске загорелись новые несогласия, которые приведи к разным маленьким войнам и вынудили Туглука временно возвратиться в Кашгар. Пока он там старался привлечь к себе новые и, по возможности, более надежные силы, его эмиры передрались между собою, причем Тимур постоянно вмешивался в их распри, заботясь прежде всего о том, чтобы держать в отдалении своего дядю Хаджи Сайфеддина Кешского, который снова появился на горизонте. Наконец, они помирились; но когда вновь приблизился хан (763=1362), которому между тем удалось набрать новые войска, Сейфаддин не доверился миру и отправился через Окс в Хорасан, где он вскоре после того погиб.

Участие Тимура в среднеазиатских междоусобиях

При новом распределении владений, которое Туглук произвел после вскоре затем оконченного завоевания Трансоксании и области между Гератом и Гиндукушем, он назначил своего сына Ильяса вице-королем в Самарканде; при его дворе получил важное значение и Тимур, со смерти дяди ставший неоспоримым властителем Кеша; затем хан отправился назад в Кашгар. Между тем вскоре произошли раздоры между Тимуром и визирем Ильяса; первый должен был, как говорят, покинуть столицу после того, как был открыт задуманный им заговор, и бежал к Хусейну, одному из эмиров, враждебных Туглуку и его дому, удалившемуся в степь с немногими приверженцами после поражения своей партии. Тем временем его небольшая рать была рассеяна правительственными войсками, и в жизни Тимура наступил период, полный приключений. Он то скитался между Оксом и Яксартом [Амударьёй и Сырдарьёй], то прятался в Кеше или Самарканде, однажды был продержан несколько месяцев в плену одним из мелких владетелей, потом выпущен на свободу почти без всяких средств, пока наконец ему не удались еще раз собрать вокруг себя несколько наездников из Кеша и окрестностей для новых предприятий и с ними пробиться на юг. Там, со времени распадения царства Джагатая, Седжестан стал снова самостоятельным под управлением собственного князя, которому не мало хлопот причиняли соседние горные народы Гура и собственно Афганистана, конечно, давно уже освободившиеся от всякого иноземного влияния, а иногда также владетели соседнего Кермана. У князя Седжестана, согласно заранее сделанному условию, снова встретились Тимур с Хусейном и в продолжение некоторого времени помогали ему в военных делах; затем они оставили Седжестан и, видимо подкрепленные новыми ордами бродячих татар, которых было много повсюду, отправились в местность близ Балха и Тохаристана, где они, отчасти мирным путем, отчасти сильными нападениями подчиняли себе область за областью, причем войска их быстро возрастали по мере успеха. Приближавшееся против них из Самарканда войско, несмотря на свое численное превосходство, было разбито ими на берегу Окса, благодаря удачной хитрости; Окс был перейден, и тут население Трансоксании, без того уже не очень довольное владычеством кашгарцев, толпами повалило к обоим эмирам. До какой степени изобретательный ум Тимура не упускал также никакого средства повредить противникам и распространить всюду страх и ужас перед своими, все еще умеренными силами, видно из одного рассказа об этом времени. Когда он, рассылая свои отряды во все стороны, захотел также занять снова Кеш, то, чтобы достигнуть выступления стоявшего там значительного отряда врагов, он велел пустить на город 200 всадников, из которых каждый должен был привязать к хвосту своей лошади большую, развесистую ветку. Поднятые таким образом необыкновенные облака пыли произведи на гарнизон впечатление, будто подступает бесчисленная армия; он поспешно очистил Кеш, и Тимур снова мог раскинуть свои лагерь в родном месте.

Тимур и Хусейн завладевают Средней Азией

Но он недолго оставался праздным. Была получена весть, что Туглук-Хан умер; еще до приближения смелых мятежников, Ильяс решил возвратиться в Кашгар, чтобы вступить там на престол своего отца, и уже собрался в путь со своим войском. Предполагалось, что если даже он не немедленно успеет вернуться, то все же появится снова через короткий срок, чтобы отнять провинцию у мятежных эмиров. Поэтому Тимур и Хусейн сочли лучшим нанести еще удар отступавшему, пользуясь тем, что как раз в это время к ним, как к освободителям страны, со всех сторон стекались новые войска; в самом деле, им удалось настичь кашгарское войско в пути, разбить его несмотря на упорную оборону и преследовать за Яксарт (765=1363). Трансоксания оказалась снова предоставленной одним своим эмирам. В ханы избрали одного из потомков Джагатая, Кабул-Шаха, разумеется с подразумевающимся условием, чтобы он оставался безгласен; но, прежде чем положение вещей могло установиться, уже приблизились новые войска из Кашгара под личным предводительством Ильяса. Трансоксанцы под начальством Тимура и Хусейна выступили против них к востоку от Яксарта вблизи Шаша (Ташкента); но на этот раз победа после двухдневной битвы осталась на стороне противников (766=1365), сам Тимур должен был отступить в Кеш, а после и назад через Окс, так как у Хусейна не хватило мужества удержать черту реки; все достигнутое в прошедшем году казалось потерянным. Но дух мужества и самоуверенности, который Тимур видимо и тогда уже умел внушать своим подчиненным, придал жителям Самарканда силы для успешной обороны города, к осаде которого вскоре после того приступил Ильяс. В решительную минуту, когда дальнейшая защита казалась невозможной, кони врагов вдруг стали падать целыми массами от чумы; враги должны были снять осаду, и её неудачный исход оказался по-видимому роковым для самого владычества Ильяса. Молва говорит, по крайней мере, что через короткое время один из эмиров, Камараддин Дуглат, предательски лишил его престола в жизни и можно предположить, что наступившее вследствие этого смятение в Кашгаре сделало невозможными дальнейшие попытки против Трансоксании. Во всяком случае, дальнейшие предания рассказывают лишь о совершенно случайных нападениях мелких отрядов из пограничных племен, во время новых междоусобий, которые по-прежнему сочли нужным завести между собой трансоксанские вожди но устранении внешней опасности.

Убийство Хусейна Тимуром

В особенности невыносимы сделались вскоре отношения между честолюбивым Тимуром и его прежним сообщником Хусейном, вряд ли так исключительно по вине последнего, как хотят утверждать панегиристы Тимура. В быстро вспыхнувшей между ними войне (767=1366), туземные эмиры по обыкновению колебались то туда, то сюда, и однажды Тимуру снова пришлось так плохо, что у него оставалось всего сотни две людей. Он спас себя поступком неслыханной смелости. Со своими 243 всадниками он подошел ночью к крепости Нахшеб (теперь Карши в Трансоксании); 43 из них должны были остаться при лошадях, с одной сотней он выстроился перед одними из ворот, а последние 100 должны были перелезть через городскую стену, убить заснувших у ворот часовых и тогда впустить его. Предприятие удалось; прежде еще чем жители узнали о близости врага, крепость была в его власти – большая часть гарнизона, в количестве 12000 человек, были расположены в окрестностях и слишком поздно заметили, что у них отнят самый центр их позиции. Многократными короткими вылазками Тимур беспокоил то здесь, то там вернувшихся, чтобы вновь занять город врагов, так что они, снова преувеличивая численность его войска, наконец удалились (768=1366). Успех, конечно, снова привлек к нему большое войско; но подобные перемены произошли еще несколько раз, прежде чем ему улыбнулась окончательная победа. Это случилось в 771 (1369) г., когда ему удалось устроить общий союз эмиров против Хусейна, с которым он до того еще раз соединился в 769 (1367) г. по поводу дележа страны. По-видимому, он уже выступил здесь, как воин Аллаха; по крайней мере, он заставил одного дервиша изречь себе прорицание, уполномочивавшее его на это прозвание, влияние которого не мало способствовало увеличению его партии. Хусейн, резиденция которого была в Балхе, после потерянной битвы не надеялся удержать за собой город; он сдался, но все же был убит двумя своими личными врагами, если не по приказанию Тимура, то все же с его согласия. Тимур сделался единодержавным властителем всей Трансоксании и страны к югу до Гиндукуша.

Объединение Средней Азии Тимуром

Тимур при осаде Балха. Миниатюра

Положение, которое он занял, было, без сомнения, довольно неясно. Турок всегда готов, как мы это видели на многих примерах, отрубить голову своему законному государю, если ему не нравится его правление; но он крайне консервативен во всех религиозных и политических отношениях и с трудом решается признать за нового владыку кого-нибудь, кто не принадлежит к роду прежнего. Тимур слишком хорошо знал людей, чтоб не принять в расчет этого настроения своего народа; он решил представить себя просто атабегом (чтобы употребить уже известное нам западнотурецкое выражение) одного из Чингисханидов: верный признак того, скажем мимоходом, что он сам не был в родстве с законной царствующей династией. Итак, созванный для подтверждения происшедших перемен курултай, совет трансоксанских родоначальников, должен был избрать одного из потомков Джагатая в Хаканы или Кааны, как гласил титул высшего Великого Хана, сам же Тимур присвоил себе низший титул Гур-Хана , который носили прежние государи Кашгара и Самарканда и приказах официально называть себя не Тимур-Ханом, но только Тимур-бегом или эмиром Тимуром. Это как бы Наполеон, который остановился на титуле первого консула; его преемники только прекратили избрания Великого Хана, сами же тоже никогда не принимали этого титула , а довольствовались званием бега или шаха. Правда, что они не имели никакого повода особенно величаться, так как тотчас после смерти Тимура насильно собранное им царство распалось на части, как и до него оно было составлено из кусков и обрывков. Уже не раз мы ясно могли видеть, что у этих, все еще на половину кочевых, народов власть правителя основывалась единственно на том влиянии, которое он умел приобрести своей личностью. Бесконечный труд, какого стоило Тимуру возвыситься из мелкого начальника до высшего бега целой Трансоксании во время десятилетних войн, в течение которых, почти до момента своего окончательного успеха, ему часто приходилось видеть себя в положения полководца без войска; с другой стороны, полная невозможность сохранить после своей смерти единство своего сборного государства представляют такую резкую противоположность с беспрекословным повиновением, которое оказывали ему в продолжение целых двадцати шести лет, с самого признания его всеобщим повелителем, все его необузданные соплеменники без исключения, что мы думали бы иметь перед собой загадку, если б упомянутая основная черта турецкого характера не давала простого и удовлетворительного объяснения; а именно: турки, а не собственно монголы играли с Тимуром главную роль при втором нашествии на переднюю Азию; так как, если даже отдельные монгольские племена остались со времен Чингисхана в землях Джагатая, подавляющее большинство населения, исключая персидских таджиков, состояло все же из турок в широком смысле слова, и монгольское меньшинство давно уже исчезло в нем. В сущности, это, конечно, не сделало большой разницы; не совсем такими кровожадными и варварскими, как орды Чингисхана, но тоже достаточно кровожадными и варварскими являлись войска Тимура во всех странах, на которые насылал их великий завоеватель с той минуты, как он получил власть в свои руки в Трансоксании, в печальным результатом его великой военной деятельности было и остается окончательное падение восточной цивилизации средних веков.

Не без дальнейших хлопот удалось новому государю Трансоксании удержать в своей власти совершенно отвыкших от подчинения и повиновения бегов. Не раз в течение следующих годов рассказывается о самонадеянных эмирах и нойонах, которые отказывались терпеть над собой начальника, каким бы сильным он ни являлся; но это были всегда отдельные и лишенные связи восстания, подавить которые удавалось без большого труда. В таких случаях достойна замечания мягкость, на самом деле несвойственная Тимуру, которую он выказал людям, не хотевшим признавать возвышения над собою своего, некогда едва равноправного с ними, товарища: видно, что он заботился о восстановлении единства, которое не нарушалось бы чувствами мести отдельных родов, и уже потом надеялся силою своей личности и своих внешних успехов, победами и добычей, которые он доставлял своим, постепенно превратить всякое прекословие в одушевленную преданность. Ему было теперь тридцать четыре года; его знание людей, военные способности и таланты правителя успели развиться до полной зрелости в течение долгого времени испытаний, и по прошествии двух десятилетий ему удалось достигнуть своей цели. А именно, до 781 (1379) г. почти ежегодными походами было покорено все пространство старого царства Джагатая, в тоже время усмирены бунты, часто перемешивавшиеся с этими войнами, наконец, влияние нового могущества распространено и на северо-запад. Кроме Камараддина Кашгарского, особенно много хлопот причиняло усмирение эмира города Хорезма, с давнего времени пользовавшегося довольно большой самостоятельностью в своем в стороне лежавшем оазисе; едва бывал заключен мирный договор, и Тимур прибывал опять в свою столицу, как обыкновенно приходило вскоре известие, что Юсуф-Бек – так звали владетеля Хорезма – под каким-нибудь предлогом снова восстал. Наконец, в 781 (1379) г. этот упрямый человек умер, в то время как столица его снова находилась в осаде; жители продолжали еще некоторое время оборону, пока город не был взят силой, и тут его постигло основательное наказание. Страна поступила в непосредственное владение Тимура, между тем как в отдаленной и далеко к востоку простиравшейся Кашгарской области завоеватель удовольствовался тем, что после нескольких побед в 776–777 (1375–1376) годах принудил Камараддина к бегству в среднеазиатские степи и принял присягу в верности себе от племен, до тех пор ему подвластных. Значительная часть их, вероятно, увеличила собой армию Тимура.

Вмешательство Тимура в дела Золотой Орды. Тохтамыш

Уже по возвращении с востока мы находим Тимура достаточно сильным, чтобы вмешаться в дела значительно большего, хотя, без сомнения, расслабленного внутренними смутами государства, именно Кипчака, которое со времени смерти Узбека, сына Джани-Бека (758=1357), было потрясено продолжительными дворцовыми революциями и распалось на несколько отдельных государств, совершенно как царство Джагатая, с той разницей, что оно до тех пор не нашло себе такого сильного восстановителя, как Тимур. Около 776 (1375) г. западная часть Кипчака, область собственно «Золотой Орды», находилась во власти одного данника тамошнего хана, Mамая, между тем как на востоке Яика (реки Урала), после многочисленных ссор между различными потомками Джучи, в то время одержал верх Уpус Хан. Он вел войну с одним соперником, Tyлуем , который оказывал сопротивление его планам, направленным к объединению всех племен восточного Кипчака; когда Тулуй погиб в одной битве, его сын Тохтамыш бежал к Тимуру, только что вернувшемуся из Кашгара в Трансоксанию (777=1376). Кипчакская область между Хорезмом и Яксартом непосредственно касалась трансоксанской границы, и Тимур, не долго думая, воспользовался случаем распространить свое влияние и в эту сторону, оказав поддержку претенденту. Тохтамыш, который, разумеется, с самого начала должен был объявить себя вассалом своего покровителя, получил небольшое войско, с которым он пошел вниз по Яксарту и завладел областями Отрара и окрестными; но так как в то же время до середины 778 (конца 1376) г. он многократно дал себя побить сыновьям Уруса, то Тимур наконец сам выступил против них. Зима помешала решительному успеху, но тем временем умер Урус, а против его сына, неспособного, преданного одним чувственным наслаждениям, Тимура-Мелика, скоро воцарилось предубеждение среди его собственных подданных; поэтому Тохтамыш со вторично вверенным ему трансоксанским войском оказался, наконец, в силах разбить неприятельские войска (конец 778=1377) и при втором столкновении взять в плен самого Тимура Мелика. Он велел его умертвить и теперь уже скоро добился своего признания во всей восточной половине Кипчакского царства; с этого времени до 1381 (783) г. он довершил еще завоевание царства Золотой Орды в России, уже сильно поколебленного поражением Мамая великим князем Дмитрием в 1380 (782) г. и этим закончил восстановление государственного единства всех прежних Кипчакских владений. Этим они номинально поступали под верховное владычество Тимура; но мы скоро увидим, что Тохтамыш только ожидал случая отказаться от службы своему прежнему покровителю.

Средняя Азия под управлением Тимура

Как только успех Тохтамыша в Кипчаке стал делом решенным, Тимур мог на время спокойно предоставить ему дальнейшее ведение своего предприятия, когда же в 781 (1379) г. было сломано последнее сопротивление жителеи Хорезма и этим весь север и восток сделались ему подвластными, Тимур мог подумать о том, чтобы выступить завоевателем также на запад и юг. Персидские, арабские и турецкие земли, несмотря на все опустошения, которым они подвергались уже в течение столетий, все еще были для кочующей толпы скудной Средней Азии обетованной землей, полной необыкновенных сокровищ и наслаждений, и еще раз основательно ограбить ее представлялось им далеко не неблагодарным трудом. Тем более понятно, что с той минуты, как Тимур перешел Окс, прекращаются почти всякие попытки эмиров Трансоксании и непосредственно принадлежащих к ней областей – подвергнуть сомнению его владычество; его господство над войском, которое он себе достал, делается неограниченным. В областях Хорезма и Кашгара, имевших за собой долгую самостоятельность, мы, правда, еще встречаем позже отдельные попытки свергнуть иго, когда великий завоеватель находится в сотнях миль расстояния от какого-нибудь честолюбивого предводителя или изгнанного князя; но в общем, с начала своего первого персидского похода, Тимур без малейшего затруднения пользовался безусловным послушанием тех сотен тысяч , до которых скоро возросли его войска. Тяжесть обязанностей, которые он возлагал на них и на себя, беспримерна и далеко превосходит все бывшее при Чингисхане: тот распоряжался целым множеством больших полков, которые он рассылал лучеобразно под предводительством разных начальников; Тимур обыкновенно лично вел все свои походы, если дело не шло о совсем незначительных набегах, и не раз делал переходы из Трансокс/pании прямо в Малую Азию и Сирию, или обратно. Для верной оценки его военной деятельности не следует также оставлять без внимания, что в Передней Азии ему приходилось иметь дело с менее жалкими противниками, чем в большинстве случаев полководцам Чингисхана: монголы и татары мало-помалу перестали быть чем-то новым; панический страх, предшествовавший им при их первом появлении, не мог уже повторитъся; теперь приходилось выдерживать битвы иного рода, преодолевать гораздо более мужественное сопротивление, и довольно часто за уходом свирепого победителя следовало восстание побежденных, требовавшее новой войны для своего усмирения. Таким образом Самарканд, который Тимур сделал столицей своего царства, и Кеш, оставленный как летняя резиденция, редко удостаивались чести принимать в своих стенах грозного бега; большие дворцы и парки, которые он по татарскому обычаю велел выстроить и развести в обоих этих местах, как позже и во многих других больших городах становившегося все обширнее государства, стояли большей частью пустыми: его отечеством был военный лагерь.

Тимур на пиру. Миниатюра, 1628

Покорение Афганистана Тимуром и борьба с сербедарами (1380–1383)

Тимур был не такой человек, чтобы остановиться за неимением предлога к войне, когда в 782 (1380) году он приготовился напасть на эмира хератского, своего ближайшего соседа на западе. Как некогда Чингисхан потребовал от шаха Хорезма Мухаммеда признания своего владычества в той лестной форме, что просил его считать себя его сыном, так и Тимур не менее вежливо просил Куртида Гиясаддина, царствовавшего тогда в Герате, посетить его, чтобы принять участие в курилтае, на который собирался в Самарканд избранный кружок эмиров, т. е. вассалов приглашавшего. Гиясаддин понял цель приглашения, и хотя он по-видимому не выказал своего смущения, а напротив, очень любезно обещал приехать позже при удобном случае, все же он счел нужным привести в порядок крепостные укрепления Герата, в то время как сам он должен был посвятить себя еще другой задаче. Его беспокойные соседи, опасные Сербедары из Себзевара снова вынудили его наказать их за какие-то нарушения порядка. Бесстыдство этих интересных головорезов с течением годов становилось все хуже, так что они делались тягостными всей окрестности, несмотря на почти беспрестанные ссоры их между собой. Самая дерзкая их выходка уже в конце 753 (нач. 1353) г. привела в изумление весь мир: их тогдашний правитель, Ходжа Яхья Керравий, отрубил голову последнему Ильхану Тогай-Тимуру, потребовавшему от него клятвы в верностиa href=, в его собственной резиденции в Гургане, куда Ходжа явился как бы для исполнения этого требования со свитой в 300 человек; – «всякий», – замечает при этом персидский историк, – «кто когда-нибудь узнает об этой их безрассудной храбрости, будет грызть палец изумления зубом удивления». Во всяком случае, их дальнейшие попытки присвоит себе область, которою еще владел Тогай-Тимур – она обнимала собой главным образом Гурган и Мазандеран – не удались; один из офицеров убитого князя, эмир Вали, провозгласил себя там государем и удержался против сербедаров; но, несмотря на это, они остались больным местом восточноперсидских князей, и особенно много хлопот с ними приходилось беспрестанно иметь властителям Герата. Так и теперь: в то время как Гиясаддин отнял у сербедаров Нишапур, который они уже давно себе присвоили, с другой стороны во владения Герата ворвался сын Тимура, Mиран-Шах, с войском из Балха (конец 782=нач. 1381). Вскоре за ним последовал и отец с главной армией: Серахс, где командовал брат Гиясаддина, должен был сдаться, Бушендж был взят приступом, сам Герат сильно осажден. Город хорошо защищался; тогда Тимур стал грозить Гиясаддину, что если город не сдастся добровольно, он сравняет его с землей и велит перебить все, живущее в нем. Маленький князек, который один не мог долго противиться такой превосходной силе и не смел рассчитывать на помощь с запада, упал духом; вместо того, чтобы вести войско на выручку, он решился на сдачу. Также и удальцы себзеварские на этот раз не поддержали чести своего имени: они сейчас же выказали готовность приветствовать опасного завоевателя как покорные слуги; только позже, когда гнет иностранного владычества сделался им тягостным, выказали они еще в нескольких возмущениях свою старую отвагу. В одном отношении впрочем сам великий полководец следовал примеру шаек коммунистов: он дружил, где только мог, с дервишами, чтобы извлекать пользу из большого влияния этих бродячих святых или святых бродяг на низшие народные классы, как он уже пытался это делать в начале своего поприща. Этому соответствовало и то обстоятельство, что он придерживался шиизма , хотя в его войсках господствовал турецкий элемент: его правилу, что как на небе один Бог, так и на земле должен существовать только один властитель, более подходили догматы Дюжинников, чем учение суннитов, все еще признававших истинной главой Ислама египетских халифов Аббасидов. – Конечно, недолго все продолжало идти так ровно, как сначала. Крепость эмира Вали, Исфараин, пришлось взять штурмом, и только тогда он решился подчиниться; но едва трансоксанцы удалились из его земли, как он уже снова выказал желание самому перейти в наступление. Сербедары также восстали, а в Герате и окрестностях несколько храбрых предводителей отказывались от повиновения, несмотря на заключенный мир. Ответственность за последнее была возложена на Гиясаддина, и он был послан со своим сыном в крепость, где их позже умертвили; тогда же трансоксанцы огнем и мечем в продолжение 783–785 (конец 1381–1383) устранили всякое сопротивление в этих местностях. Каким образом это происходило, можно себе представить, если знать, что при вторичном взятии Себзевара. уже раньше отчасти разоренного, 2000 пленных послужили материалом для постройки башен, причем их клали рядами между пластами камня и известки и так замуровывали живыми. Почти также ужасно свирепствовали орды Тимура в Седжестане, властитель которого Кутбаддин хотя сдался, но не мог принудить свои войска, более жаждавшие битвы, сложить оружие. Потребовалось еще горячее сражение, пока эти 20.000 или 30.000 человек были отброшены в главный город Зерендж; за это раздраженный победитель по входе своем в город приказал перебить всех жителей «до ребенка в колыбели» (785=1383). Потом завоевание пошло дальше в горы Афганистана: были взяты Кабул и Кандахар, покорена вся земля до Пенджаба, и таким образом на юго-востоке опять достигнута граница владычества Чингисхана.

Поход в Кашгар 1383 г.

Тем временем сделалось необходимым во второй раз вторгнуться в область бывшего ханства Кашгарского. Между владевшими им племенами уже со времени Туглук-Тимура выдвинулись на первый план джеты, которые кочевали на востоке, к северу от верхняго Яксарта, до той стороны озера Иссык-Куля. Они появляются под предводительством то Камараддина, то Хизр Ходжи , сына Ильяса, которые, сколько раз их ни изгоняли из их земель, всегда возвращались через некоторое время, чтобы восстановлять против Тимура племена Кашгарского царства. Так и теперь, мятежные волнения между джетами вызвали поход; в 785 (1383) г. трансоксанское войско пробралось через всю страну за озеро Иссык-Куль, не поймав однако нигде самого Камараддина. Известие об этом застало Тимура в Самарканде, где он промедлил в 786 (1384) г. несколько месяцев, по счастливом окончании афганского похода, украшая свою резиденцию награбленными сокровищами и редкостями и водворяя различных искусных ремесленников, которых он, по татарскому обычаю, насильно привез из Герата и других городов, чтобы привить ремесла на своей родине.

Завоевание Тимуром южного берега Каспия (1384)

Так как на востоке было пока водворено спокойствие, он мог теперь сам снова направиться в Персию, где храбрый и неутомимый эмир Bали опять выступил во главе войска, несмотря на поражения предыдущего года. Этот способный и проницательный человек с самого первого появления Тимура в Хорасане тщетно хлопотал о том, чтобы соединить князей южной и западной Персии в общий союз против угрожающего завоевателя: тот из них, который обладал наибольшим политическим смыслом, Музаффарид Шах Шуджа, счел, согласно старым преданиям своего княжества, всего благоразумнее с самого начала отказаться от всякого сопротивления, и еще незадолго до своей смерти послал драгоценные подарки Тимуру и просил его покровительства для своих сыновей и родственников, между которыми он хотел разделить свои провинции; остальные же следовали политике страуса, еще более излюбленной на Востоке, чем даже в Англии, и не думали о том, чтобы придти на помощь владетелю Гургана и Мазендарана. Этот последний, когда к нему подступил Тимур в 786 (1384) г., сражался, как отчаянный; он оспаривал у врага каждую пядь земли, но долго противоборствовать такому сильному противнику было невозможно. Наконец, он должен был оставить и свою столицу Астеpабад; в то время, как все ужасы татарской свирепости разразились над несчастным населением, Вали бросился через Дамеган в Рей, оттуда, как рассказывают, в Табаристанские горы. Показания о его конце расходятся; верно только то, что вскоре затем его постигла смерть среди сумятицы, которую вызвало и в остальной Персии дальнейшее наступление Тимура на запад.

Государство Джелаиридов в эпоху Тимура

Прежде всего Тимур двинулся на страну между самим Реем и Teбризом, столицей прежних Ильханов. Мы помним, что до мирному договору между Малым и Большим Хасанами, Мидия и Азербайджан достались первому, а последний удовольствовался арабским Ираком. Но Малому Хасану недолго пришлось пользоваться своим, наконец, упроченным владычеством; уже в 744 (1343) г. он был убит своей собственной женой, думавшей, что до сведения её мужа дошли любовные отношения её к одному из эмиров. Хулагид, именем которого правил Хасан, сделал слабую попытку управлять теперь самостоятельно, но был устранен братом убитого, Ашрафом, поспешившим прибыть из Малой Азии. Победитель расположил свою резиденцию в Тебризе; но если Малый Хасан не мог считаться человеком с очень щекотливой совестью, то Ашраф был прямо отвратительнейшим тираном. В конце концов, он так основательно надоел многим из своих собственных эмиров, что они призвали в страну Джанибека, хана Золотой Орды, который в 757 (1356) г. в самом деле вторгнулся в Азербайджан и умертвил Ашрафа. С ним пришло к концу кратковременное владычество Чобанидов. Кипчакские князья, конечно, должны были немедленно отступиться от только что приобретённой собственности: уже в 758 (1357) г. Джанибек был убит своим собственным сыном Бердибеком, и естественно последовавший за таким насилием упадок династии сделал надолго невозможными дальнейшие предприятия против южного Кавказа. Это дало возможность Джелаириду Увейсу, сыну тоже умершего в 757 (1356) Большого Хасана, овладеть после нескольких промежуточных перемен, Азербайджаном и Мидией до Рея, так что теперь Ильханы соединили уже под своим скипетром и Ирак и Азербайджан.

Но жизнь, которую они вели в своей резиденции Тебризе, далеко не была спокойна. Увейс (757–776=1356–1375) был, без сомнения, сильный князь; он немедленно усмирил (767=1366) случайное восстание своего наместника в Багдаде, и давал также чувствовать свою силу князьям Ширвана и мазендеранскому эмиру Bали, с владениями которого его собственные граничили при Рее. Но с его смертью уже кончилось процветание Джелаиридов. Следующему за ним сыну его, Хусейну (776–783 = 1375–1381), уже больше не удавалось обуздывать сменявшиеся одно другим восстания своих родственников и других эмиров, которые перемешивались самым затруднительным образом с нападениями музаффаридского Шаха Шуджи на Багдад и на северную Мидию; в конце концов, его брат Ахмед напал на него в Тебризе, убил его и захватил в свои руки власть, которою и пользовался со многими переменами и перерывами до 813 (1410) г. Это был своевольный и жестокий, даже свирепый князь, но хитрый и упрямый человек, который никогда не давал несчастью сломить себя, и выдержал все бури, разразившиеся кругом него со времени нашествия Тимура до самой смерти страшного завоевателя мира, чтобы, в конце концов, сделаться жертвой своего собственного честолюбия. При этом он был образованный человек, любил поэзию и музыку; сам был хорошим поэтом, равно как превосходным художником и каллиграфом; короче, во многих отношениях замечательным человеком: жаль только, что он предавался употреблению опиума, в то время всё более и более распространявшемуся между дервишами, как и между мирянами, вследствие чего часто делался совершенно невменяемым – в этом состоянии он, по-видимому, и совершил самые худшие из своих кровавых дел. Это был тот самый Ахмед, который среди различных ссор со своими братьями, тоже заявлявшими притязания на престол, пропустил мимо своих ушей крик о помощи эмира Вали, и которому теперь пришлось самому почувствовать когти тигра, в ту минуту, как храбрец-эмир был побежден.

Война Тимура в Азербайджане (1386)

В конце 786 и до осени 787 (1385), Тимур был, правда, занят только одной заботой – уничтожить Вали: хотя он преследовал его через границу, когда тот удалился в Рей, т. е. во владения Ахмеда, и хотя без труда взял еще Султанию у Джелаирида, положение которого в этой стране не было прочно, как только Вали между тем скрылся, татары еще раз повернули, чтобы прежде всего обеспечить за собой Табаристан, лежавший у их фланга. После того, как города этой страны покорились без боя, Тимур, довольный пока успехом этого похода, вернулся в Самарканд, чтобы приготовить еще большие силы к следующему. О том, чтобы он не нуждался в предлоге для нового вторжения в провинции Ахмеда, позаботился Тохтамыш, назначенный им хан Золотой Орды. Он начал чувствовать свого силу с тех пор, как вновь покорил русских под татарское иго, коварно завоевав и страшно опустошив Москву (784=1382), и на некоторое время был обеспечен от всякой опасности с этой стороны; тем живее испытывал он желание уклониться от верховного владычества Тимура и уже послал в Тебриз к Ахмеду послов, чтобы предложить ему союз против общего врага. Мы не можем угадать, почему Джелаирид, который едва ли мог скрывать от себя вероятие скорого повторения нападения с востока, отказал послам Тохтамыша, притом еще в довольно оскорбительной форме; вероятно он был того взгляда, и, конечно, справедливо, что раз только кипчаки утвердились бы в его землях, они стали бы во всем обходить его не меньше, чем сам Тимур; но Тохтамыш косо посмотрел на это дело, и в течение зимы 787 (1385–1386) произвел на Азербайджан опустошительный набег, от которого сильно пострадала сама столица. Можно представить себе благородное негодование, которое потрясло сердце Тимура, когда он получил известие, что населенная мусульманами страна подверглась набегу и разграблению со стороны орд его данника, к сожалению, все еще по большей части необращенных. Немедленно объявил он, что должен придти на помощь единоверцу, который не в силах сам защитить своих владении, и тотчас в 788 (1386) г. привел в исполнение это доброжелательное намерение со знакомым уже нам бескорыстием. Вступив во главе своего войска в Азербайджан, он овладел Тебризом без всяких препятствий: Ахмед, как показывает его последующее поведение, считал всего благоразумнее, по возможности, уклоняться всегда, когда навстречу ему выступали превосходившие его силы, и сохранять свои на случай будущих благоприятных обстоятельств. В мужестве он отнюдь не имел недостатка, что он впрочем довольно часто доказывал в своей жизни, хотя поведение его относительно Тимура, без сомнения, напоминает известную фразу, что «для отечества даже жить сладко». Между тем завоеватель скоро увидел, что не все эмиры провинций, в которые он только что вступил, думают облегчить ему его роль покровителя, как это сделал осторожный Джелаирид. За самым Азербайджаном со времени Ильханов уже исчезло персидско-татарское население; здесь приходилось столкнуться с новым и сильным элементом, который должен был доставить Тимуру не меньше хлопот, чем раньше Хулагу – с настоящими турками гузского и туркменского происхождения, которые, при всем родстве со своими более восточными братьями, не имели никакого намерения позволить им нарушать свое спокойствие.

Малая Азия в эпоху Тимура, османы

В то время Малая Азия была давно совершенно отуречена, исключая отдельных прибрежных полос, находившихся еще во владении византийцев. Более трехсот лет прошло с тех пор, как сельджуки впервые овладели восточной половиной полуострова, и с начала великих народных передвижений до начала 7 (13) столетия, поток турецких переселенцев продолжал притекать в страну. В то время целые племена, потревоженные со своих мест монголами Чингисхана, бежали через Хорасан и Персию в Армению и Малую Азию; за ними последовали полчища последних шахов Хорезма, которые после своих поражений перешли в чужие земли, как в Сирию, так и дальше к северу, а также не мало туркменов находилось в самых ордах монгольских завоевателей, полководцев Чингисхана, равно как Хулагу и его преемников. Пока в сельджукском государстве, Руме, не был окончательно низвергнут порядок, конечно, старались размещать новые элементы, по возможности без ущерба для постоянного населения, в потому их посылали на византийскую границу, где они могли добывать себе новые жилища на счет греков. Свежесть этих народных сил, вступающих еще нетронутыми в историю Запада, объясняет нам, каким образом посреди упадка сельджукской династия в Икониуме, распространение турецкого господства к берегу Эгейского моря здесь едва приостанавливается; каким образом эмиры отдельных племен, все умножающихся и распространяющихся, под чисто номинальным верховенством последних жалких султанов Рума, могут оставаться фактически самостоятельными, даже в монгольское время, и каким образом несколько десятков тысяч татарских войск, находящихся к услугам наместника Ильхана на правом берегу Евфрата, редко могут предпринять что-нибудь против западных княжеств и вовсе не в состоянии одержать над ними решительной победы. Напротив, с распадением монголо-персидского царства немедленно исчезло также давно подорванное влияние его бывших заступников в Малой Азии. Чобанид Ашpаф, получивший при заключении мира 741 (1341) г. несколько округов страны, уже покинул их в 744 (1344); тоже самое узнаем мы в том же году об Артене, которому принадлежало тогда остальное. На его место властителем Цезареи, Сиваса и Токата является около времени Тимура Кази Бурханаддин, глава одной чисто турецкой общины, которая выступила здесь на одинаковых правах на ряду с эмирствами запада. Между этими последними – их было десять – уже с давних пор выступало на первый план стремившееся к возвышению государство Османов. Моей задачей здесь не может быть вторичное рассмотрение того замечательного развития, которое привело потомков Эртогрула и Османа от незначительного начального состояния на высоту мирового могущества; для этого я могу сослаться на описание Геpцберга (Hertzberg) в одной из предыдущих частей «Всеобщей Истории». Здесь я должен только напомнить, что в том же 788 (1386) году, когда Тимур после взятия Тебриза приготовлялся захватить Армению и Малую Азию, Осман Мурад I разбил при Конии (Икониуме) самого могущественного своего соперника из числа остальных эмиров, Али-Бека из Карамании, и этим сделал возможным себе или своему преемнику Баязиду I (от 791=1389) увеличение нового царства путем дальнейшего движения в сторону Армении, как только дали бы для этого время войны с болгарами, сербами и прочими христианскими государствами Балканского полуострова. Столкновение между Тимуром и Баязидом, двигавшимися по той же линии, один с востока, другой с запада, было неизбежно.

Государства Чёрных и Белых баранов (ягнят) в эпоху Тимура

Пока оно во всяком случае было еще замедлено целым рядом других дел, которые различным образом задерживали успехи Тимура. Не все турки, постепенно поселившиеся со времени сельджуков в Армении, Месопотамии и Малой Азии, повиновались которому-нибудь из одиннадцати эмиров. Вся широкая полоса земли к востоку от области Кази Бурханаддина и северных владений египетских мамлюков, с одной стороны, до Азербайджана и Курдистана – с другой, давно уже была заселена многочисленными турецкими племенами, большей частью туркменами, которые понемногу начали брать перевес над армянскими христианами и курдскими бедуинами. Важный шаг в этом направлении был отмечен прибытием двух новых туркменских племен, которые пришли при Ильхане Аргуне (683–690=1284–1291) из Туркестана через Окс и поселились по верхнему Евфрату и Тигру, где страшные опустошения времен Чингисхана и его первых преемников освободили достаточно места для новых жителей. Их называли Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, что значит люди черного или белого ягненка , потому что они имели в виде герба на знаменах изображение этого животного. Но мы впали бы в опасную ошибку, если б на основании родового герба захотели бы вывести заключение о соответственных мирных наклонностях обоих племен. Напротив, они были ягнятами такого же рода, как те одичалые английские войска, которые на триста лет позже по замечательному совпадению приобрели то же самое имя «Ягнят» по такому же поводу. По силе, храбрости и грубости это были истые турки своего времени, не упускавшие случая причинять своим соседям сколько возможно беспокойства. Сначала, как сообщается, на севере близ Эрзингана и Сиваса жили Черные Ягнята, южнее, между Амидом и Мосулом – Белые; но в то время, когда они начинают сильнее вмешиваться в политические обстоятельства, около 765 (1364) г., Мосул находится во власти предводителя Черных, Бейрама Ходжи, позже его сына, Кара Мухаммеда, который хотя и платит с 776 (1375) г. дань Джелаиридам в Багдад, но в остальном ведет себя довольно независимо; Белые в то время жили на обоих берегах Евфрата, от Амида до Сиваса, и находились в несколько зависимом положении от повелителя этого последнего, Кази Бурханаддина, но до пришествия Тимура они стоят несколько на заднем плане сравнительно с Черными. Во всяком случае, оба племени владели в то время большей частью Месопотамии – ортокидские князья Маридина играли очень незначительную роль сравнительно с ними – и западной Армении, в особенности округами Вана, Баязида (или Айдина, как он тогда назывался) и Эрзерума. Это не исключало того, что другие мусульманские или армяно-христианские князья имели мелкие владения в тех же местностях: туркменские орды были именно рассеяны между старыми оседлыми жителями, вынужденными подчиняться наложенным ими податям и слишком часто жестокому обращению, теперь же попавшими в самое бедственное положение между этими суровыми господами и надвигавшимися варварами Тимура. Если бы они стали защищаться, татары перерезали бы их, если бы они им сдались, то туркмены стали бы смотреть на них, как на врагов: даже это, привыкшее ко всяким бедствиям и лишениям, население редко находилось в таком ужасном положении.

Поход Тимура в Закавказье (1386–1387)

В продолжение всего лета и осени 788 (1386) и весны 789 (1387) г. войска Тимура опустошали огнем и мечем во всех направлениях долины больших провинций Армении и Грузии, сражаясь то против воинственных кавказцев, то против Кара Мухаммеда и его сына Кара Юсуфа, причем, конечно, и им пришлось потерпеть не одно поражение в затруднительной горной местности. Потом за это, разумеется должны были платиться бедные христиане, преследование которых такой благочестивый мусульманин, как Тимур, ставил себе в особенную заслугу. «Татары», – говорит туземный летописец, – «мучили массу верующих всякими муками, голодом, мечем, заточением, невыносимыми пытками и самым бесчеловечным обращением. Таким образом превратили они одну, некогда весьма цветущую, провинцию Армении в пустыню, где царило одно молчание. Много людей потерпели мученическую смерть и выказали себя достойными принять этот венец. Знать их может только воздатель Христос, наш Бог, который будет венчать их в день возмездия, уготовленного сонму праведников. Тимур увез громадную добычу, взял многочисленных пленных, так что никто не был в силах ни рассказать, ни описать все несчастие и скорбь нашего народа. Потом, пробравшись со значительным войском до Тифлиса, он овладел этим последним и взял множество пленных: высчитывают, что число убитых превышало число тех, которые вышли оттуда живыми». Одно мгновение могло казаться, что в самом татарском мучителе порывалось подняться сознание того ужаса, которым он позорил человеческое имя. Наш летописец рассказывает дальше: «Тимур осадил крепость Ван; её защитники провели сорок дней полных страха и убили большое число воинов безбожного потомка Джагатая, но, наконец, терпя недостаток в хлебе и воде, они не могли выдержать осады и предали крепость в руки врагов. Вслед затем вышел приказ дикого тирана увести женщин и детей в рабство, а мужчин без разбора, правоверных и неверных, сбросить с зубцов укрепления во рвы. Солдаты немедленно привели в исполнение этот свирепый приказ; они принялись беспощадно бросать всех жителей в окружавшие город пропасти. Кучи тел поднялись так высоко, что последние из тех, которые были сброшены, не были убиты мгновенно. Это видели мы своими глазами и слышали своими ушами из уст святого и достопочтенного архиепископа, господина Захея, а также отца и вартабеда (т. е. диакона) Павла, которые оба спаслись из крепости, где они были заключены, потому что один джагатайский начальник, оставляя порученное ему отделение, выпустил своих узников на свободу, и это было случаем для спасения нескольких. Между тем вся местность вокруг крепости была затоплена невинной кровью христиан, равно как и чужеземцев. Тогда-то случилось, что один чтец взошел на минарет в городе Пегpи и громким голосом начал молитву последнего дня : «Он пришел, день страшного суда!». Безбожный тиран, душа которого не знала жалости, немедленно спросил: «Что это за крик?» Окружавшие его отвечали: «Пришел день страшного суда; провозгласить его должен был Иисус ; но благодаря тебе он наступил уже сегодня. Потому что ужасен голос взывающего, подобен трубному (1, 213) голосу!» – «Пусть раздробят эти уста!», – воскликнул Тимур: «если бы они заговорили раньше, ни один человек не был бы убит!» И он тотчас же отдал приказ не свергать больше никого в пропасть, и всех еще остававшихся людей отпустить на свободу». Но слишком скоро должно было оказаться, что непривычный приказ Тимура о пощаде был вызван не побуждением милосердия, а только суеверием, которое заставляет всех жителей Востока пугаться каждого слова с дурным предзнаменованием. Едва успел Тимур, войска которого вышли не без урона из трудной горной войны, повернуть назад к Каспийскому морю, откладывая на будущее время довершение своей опустошительной деятельности, как он уже нашел повод еще превзойти армянские сцены ужаса на другой почве. Местом действия этих новых кровавых дел должны были явиться южноперсидские владения Музаффаридов.

Война Тимура с Музаффаридами (1387), резня в Исфахане

Сыновья и остальные родственники Шаха Шуджи, которые после смерти этого князя, последовавшей в 786 (1384) г., разделили между собой его значительные владения, – они обнимали собой Керман, Фаpc и часть Хузистана, – по обыкновению восточных государей жили далеко не в мире между собой; достаточное основание – если нельзя было организовать дружное и сильное сопротивление, да еще против превосходящего их своими силами завоевателя – для того, чтобы продолжать политику мира, начатую эгоистичным, но умным Шахом Шуджой. Несмотря на это, Зейн аль-Абидин, сын Шуджи и властитель Фарса, был настолько неосторожен, что летом 789 (1387) г., вопреки полученному им приглашению Тимура, отказался появиться в лагере этого последнего. Большего, конечно, и не требовалось, чтобы вызвать нападение татарской армии; осенью упомянутого года Тимур появился перед Исфаханом. Город, находившийся под управлением одного дяди Зейна аль-Абидина, был сдан без кровопролития: но один несчастный случай , как говорят, повел за собой бедствие, которое остается беспримерным даже в это ужасное время. Хотя жителям за уплату значительной контрибуции соизволили даровать пощаду, войска все-таки вели себя с обычной необузданностью, так что всеобщее отчаянье овладело народом; когда же ночью в одном из предместий города по какому-то поводу поднялся шум, все сбежались и в внезапно вспыхнувшем возмущении напали на слабый гарнизон, поставленный здесь Тимуром, и перебили его. Само собою разумелось, что за такое опасное возмущение должно было воспоследовать примерное наказание. Превышавшему силой войску не доставило больших затруднений немедленно вновь завоевать город; но чтобы никто из его людей, побуждаемый несвоевременным милосердием, не дал убежать кому-нибудь из пленных горожан, как это случилось в Армении по приведенному выше рассказу, отряды получили приказ представить по известному числу голов на каждое отделение, всего на всего 70.000. Тут сами татары пресытились убийствами. Рассказывают, что многие старались выполнить приказ, покупая головы, которые были уже отрублены менее чувствительными товарищами. Сначала голова стоила один золотой: когда же от этого предложение возросло, цена упала наполовину. Во всяком случае, Тимур получил свои 70.000; по своему обыкновению, он велел выстроить из них башни в различных частях города.

Я не хочу требовать ни от читателя, ни от самого себя, чтобы мы углублялись в такие отвратительные подробности больше, чем то необходимо для получения верного впечатления об ужасе этой страшной катастрофы; достаточно будет с этих пор просто следить за походами и завоеваниями самаркандского бега, да отдавать справедливость тому или другому из его врагов. Между ними по смелости и геройству стоит впереди всех один из Музаффаридов, Шах Манcyp. В то время как Тимур вслед за наказанием Исфахана в том же году (789=1387) взял Шираз и другие места области Фарса, и остальные члены дома Музаффара дрожа сбегались со всех концов, чтобы засвидетельствовать свое почтение и доказать свою покорность страшному полководцу, Шах Мансур, как истый двоюродный внук Шаха Шуджи, держался в стороне в своих владениях около Tустера, в Хузистане, решившись дорого продать владычество и жизнь. Он был также мало чувствителен к более тонким побуждениям совести, как и всякий князь в это время насилия: когда его дядя (во втором колене), Зейн аль-Абидин, бежал к нему после потери Исфахана, он сумел переманить к себе его войска, посадил его самого под стражу, и когда тот через некоторое время спасся бегством, а потом снова был пойман, не задумываясь, приказал ослепить его. Но тот, кто хотел бороться с Тимуром, не мог быть разборчивым в своих средствах; надо было прежде всего собрать такую силу, с которой можно было бы противиться такому сопернику на поле битвы; и при каких бы то ни было обстоятельствах, то, чего достиг энергичный Мансур, является удивительным, если «война, покорившая под власть Тимура персидский Ирак и Фарс, оказалась не без опасности для победителя и не без славы для храброго князя, который достиг того, что заставил поколебаться весы победы».

Набеги Тохтамыша на Среднюю Азию (1387–1389)

Вначале Мансур, правда, не имел недостатка и в благоприятных обстоятельствах, без которых едва ли была бы в действительности возможность покуситься на что-нибудь подобное. В то время, как Тимур был еще занят тем, что принимал выражение верности остальных Музаффаридов. к нему пришла неожиданная весть, что центр его царства, сама Трансоксания, поставлена в серьезную опасность внезапными нападениями с двух различных сторон. Тохтамыш, который еще в зиму 787–788 (1385–1386) г. потер/pпел поражение при одном вторжении в Азербайджан, и все еще мятежно настроенные джеты воспользовались долгим отсутствием Тимура с востока для того, чтобы напасть в 789 (1387) г. на провинции Яксарта. Эти последние, конечно, не были беззащитны; в Самарканде оставался один из сыновей Тимура, Омар Шейх , с достаточным войском, и хотя он потерпел поражение от Тохтамыша при Отpаpе, а при встрече с джетами при Андижане только с большим усилием удержал за собой поле сражения, противники все же не оказались в состоянии в своих вылазках проникнуть близко к столице. Между тем опасность, что на следующее лето нападения возобновятся с более многочисленными силами, была слишком близка, чтобы сам князь войны не счел себя вынужденным основательно восстановить порядок здесь, прежде чем продолжать завоевание Персии. Итак, зимою 789–90 (1387–1388) г. Тимур повернул назад в Трансоксанию, в продолжение лета 790 (1388) г. опустошил провинцию Xopезм, начальники которой вступили в изменнический союз с иноземцами, и подготовлял на следующий год дальнейшие мстительные походы, когда в середине зимы (конец 790=1388 г.) Тохтамыш снова вторгся через верхний Яксарт у Хоканда. Тимур поспешил ему на встречу, разбил его, следующей весной (791=1389) вновь овладел северными областями вокруг Отрара и прогнал кипчаков назад в их степи. Между тем он убедился, что если желает иметь сколько-нибудь продолжительное спокойствие на северо-востоке, то, как его бывший данник, так и непокорные джеты должны быть наказаны более чувствительно. Поэтому, в то время, как Mиpан Шаx в ответ на новое восстание сербедаров в Хорасане окружил и совершенно уничтожил этих удальцов, сам Тимур с Омар Шейхом и другими из своих способнейших полководцев отправился на восток.

Поход Тимура в Кашгар 1390 года

Область джетов и остальные провинции Кашгарского ханства между тибетской границей и Алтаем, Яксартом и Иртышем были совершенно опустошены войсками, разосланными лучеобразно по всем направлениям, все племена, встречавшиеся по дороге, были рассеяны и истреблены или загнаны в Монголию и Сибирь. Камараддину правда удалось теперь, как и в следующем году (792=1390), когда полководцы Тимура должны были для большей прочности повторить предприятие, ускользнуть со своей ближайшей свитой через Иртыш: но вскоре после того он, по-видимому, погиб, и Xизp Ходжа, которого мы встречаем позже ханом Кашгара и принадлежащих сюда провинций, после сделанных опытов счел благоразумным, наконец, покориться победителю. Дело кончилось – мы не знаем когда – заключением мира, который обеспечил на долгое время после смерти Тимура сносные отношения между обоими племенами вод фактической верховной властью самаркандского государя.

Первый поход Тимура против Тохтамыша (1391)

Оставалось покончить с Тохтамышем. Слух о последних успехах Тимура и о немедленно предпринятых новых вооружениях скоро проник во внутренность обширного Кипчакского царства, и когда в начале 793 (1391) г. трансоксанские войска выступили в поход, уже в Кара Самане, еще по эту сторону границы–к северу от Ташкента, бывшего сборным пунктом армии–прибыли послы от хана Золотой Орды, чтобы начать переговоры. Но время для этого уже прошло; бесчисленные кВойна Тимура в Азербайджане (1386)онные полки Тимура неудержимо помчались в степь. Тохтамыш не остался на месте: он хотел по способу северных народов воспользоваться пространством как оружием. Беглецы и преследователи мчались друг за другом сначала к северо-востоку, далеко вглубь киргизской земли, потом снова на запад через Урал (Яик), через нынешнюю Оренбургскую губернию до самой Волги, в общем на протяжении около трехсот немецких миль пути; наконец у Кандурчи Тохтамыш остановился. Здесь он находился в центре своего царства, перейти Волгу он не мог, не оставив незащищенной свою столицу Сарай . Длинный переезд через пустыни, скудные жизненные припасы которых были по большей части исчерпаны предшествующими кипчаками, не обошелся без чувствительных потерь для трансоксанцев, несмотря на взятый с собой в изобилии провиант; армия Тохтамыша далеко превосходила их численностью, так что решительное сражение началось для него при благоприятных предзнаменованиях. Оно произошло 15 Раджаба 793=19 июня 1391 г.; несмотря на всю храбрость, с которой сражались полки Тимура, Тохтамышу все-таки удалось сильным натиском пробить левый фланг противника, которым командовал Омар Шейх, и занять позицию в тылу у центра. Но в привычки хитрого завоевателя совсем не входило иметь только одну тетиву у своего лука. У монголов и союзных с ними народов еще больше, чем в других армиях, имело значение высоко развевавшееся знамя предводителя, как знак, которым руководились все движения остальных полков; его падение обозначало обыкновенно смерть вождя. Тимуру же, в лагере которого не было недостатка в недовольных кипчаках, удалось подкупить знаменоносца своего врага; этот последний в решительную минуту опустил знамя, и Тохтамыш, отрезанный в тылу у врага от своих главных сил, на твердость которых он теперь не мог уже рассчитывать, сам лично подал немедленно пример к бегству. Орды его рассыпались, сам он спасся через Волгу, но весь его лагерь, его сокровища, его гарем, жены и дети его солдат попали в руки победителей, которые, преследуя беглецов, опрокинули еще целые отряды в реку. Вслед за тем они рассеялись по восточному и среднему Кипчаку, всюду убивая и грабя, также опустошая и разоряя Сарай и все остальные города юга вплоть до Азова. Число пленных было так велико, что для одного только властителя оказалось возможным отобрать 5000 молодых людей и красивых девушек и, хотя офицеры и солдаты тоже получили сколько хотели, бесчисленное множество других пришлось отпустить, так как невозможно было тащить всех их с собою. Через одиннадцать месяцев после того, как войско выступило из Ташкента, около конца 793 (1391) года, победоносный владыка «возвратил радость и счастье своей столице Самарканду, удостоив его снова своим присутствием».

Поход Тимура против Золотой Орды в 1391. (Создатель карты – Stuntelaar)

Окончание борьбы с Музаффаридами (1392–1393)

В общем, поход против Тохтамыша был едва ли не самым блестящим военным действием Тимура. Во всяком случае, продолжение похода в Переднюю Азию, так внезапно прерванное за четыре года до того, пошло далеко не так скоро, хотя войска мелких переднеазиатских князей не выдерживали никакого сравнения с войсками кипчаков, по крайней мере по числу. Но им во многих областях приходила на помощь природа горной местности, по которой татарские наездники плохо могли двигаться, а по мужеству и упорству ни туркмены, ни Музаффарид Мансур не уступали своему страшному противнику. Мансур с пользою употребил отсрочку, поневоле данную ему Тимуром, чтобы быстрыми походами отнять у большинства своих родственников их владения, и теперь он господствовал из Шираза над Хузистаном, Фарсом и южной Мидией с Исфаханом, когда татары, которым в течение 794 (1392) года пришлось еще усмирять восстания в Табаристане, приблизились к его государству в начале 795 (1392–1393). Для того, чтобы Шах Мансур не мог найти убежища в трудно доступных горах верхнего Хузистана, как при первой войне с Музаффаридом, сторона к Курдистану и южному Ираку была заранее занята летучими отрядами, тогда как сам Тимур выступил из Султании прямо через горы на Tустеp, главный город Хузистана. Далее войско шло сначала через удобную холмистую страну, которая отлого спускается к Персидскому заливу, до входа в поперечные долины, ведущие в горы, окружающие Шираз; после взятия штурмом одной горной крепости, считавшейся неприступной, дорога в столицу Мансура была свободна. Как говорят , Мансур с умыслом дал Тимуру зайти так далеко, чтобы между горами Персидской горной страны вести с ним неутомимую партизанскую войну; наконец, осажденный просьбами жителей Шираза, он счел своим долгом сделать хотя бы попытку к прикрытию города. Так дело дошло однажды после полудня до битвы в долине перед Ширазом. Но Тимур снова послал подкуп впереди своих наездников: главный из эмиров Мансура покинул своего господина в средине битвы с большей частью войска, сражения нельзя было больше остановить. все казалось потерянным. Мансуру удалось все же продержаться до самой ночи, и пока усталые от битвы татары плохо караулили, он с небольшим отрядом своих последних верных – их оставалось, говорят, всего только 500 – напал в утренних сумерках на неприятельский лагерь. В первой суматохе ему удалось, рубя направо и налево вокруг себя, произвести большое кровопролитие и пробраться до самого Тимура. Но крепкий шлем неуязвимого на несчастие мира татарина выдержал удар меча отважного Музаффарида; между тем примчались новые толпы врагов, и неустрашимый герой пал в рукопашной схватке, а с ним и последняя надежда династии . Остальным её членам нисколько не помогло, что они смиренно покорились завоевателю; чтобы никому из них не пришло опять в голову разыграть из себя Мансура, они были посажены в тюрьму и позже убиты.

Мамлюкский Египет в эпоху Тимура

Из Шираза Тимур повернул затем к Багдаду, где жил Ахмед Ибн Увейс, со времени потери Тебриза, и теперь с тревогой ожидал исхода войны в Ширазе. Его попытка придти к мирному договору с противником, равняться с которым он не чувствовал себя в силах, встретила мало поощрения со стороны последнего; тогда Джелаирид решил бежать со своими сокровищами в Египет, который теперь снова, как в дни Хулагу, казалось должен был сделаться спасательным якорем утлого кораблика, какому уподоблялась мусульманская западная Азия посреди бури татарского нашествия. В Каире к этому времени уже давно перестали распоряжаться потомки Килауна. Во время непрерывных волнений и дворцовых революции при последних Бахритах возвысился эмир Баpкук, один из черкесских мамлюков, которые теперь играли главную роль на Ниле; его первая попытка лишить власти малолетнего султана Xаджии после семилетних войн между вельможами страны привела все таки к вторичному воцарению устраненного, но уже шесть месяцев спустя Баркук окончательно завладел властью и царствовал с 792 (1390) года в Египте, а с 794 (1392) также и в Сирии, самого энергичного эмира которой, Тимурбега Минташа, удалось победить и умертвить только помощью измены и после упорного сопротивления. Баркук был вовсе не дюжинным человеком: храбрый и коварный, как все мамлюки, он, однако, как политик, далеко не мог тягаться со своим великим предшественником Бейбарсом. Хотя он понимал, что успехи самого Тимура на западе требуют соединения всех сил Египта и Сирии с воинственными туркменами племен Черного и Белого Ягненка, как и со всемогущими тогда в Малой Азии Османами и, наконец, с Тохтамышем, мало по малу собиравшимся с силами после своего поражения, он тем не менее считал, что сделал достаточно, выставляя против татар по очереди этих полезных союзников и не вмешиваясь деятельно в войну сам. Пока он жил, его намерение, казалось, удавалось ему; но когда он умер в 801 (1399) г., его наследнику и сыну Фараджу (801–815=1399–1412) пришлось искупить близорукий эгоизм своего отца потерей Сирии, и только благодаря смерти Тимура он, в конце концов, остался неприкосновенным по крайней мере в Египте.

Захват Багдада Тимуром (1393)

У Баркука хватило однако проницательности для того, чтобы оказать доброжелательный прием бежавшему от татар Ахмеду Ибн Увейсу, когда он в 795 (1393) г. прибыл в Каир через Халеб и Дамаск, и продержать его гостем при своем дворе, пока не представился благоприятный случай для обратного завоевания его царства. Ему не пришлось долго ждать этого. Правда, Багдад сдался без сопротивления приближавшемуся Тимуру, и в течение годов 795, 796 (1393, 1394) были завоеваны весь Ирак и Месопотамия, а вновь проявившаяся непокорность Черных Ягнят была наказана вторичными ужасными опустошениями в Армении и Грузии при Кара Юсуфе, преемнике умершего в 791 (1389) г. Кара Мухаммеда.

Второй поход Тимура против Тохтамыша (1395)

Но прежде чем Тимур, который после взятия Багдада уже обменялся грубыми письмами с Баркуком, успел выступить против Сирии, он был опять вызван на север нападением Тохтамыша, снова собравшего все свои силы, на Ширван, владетель которого еще раньше стал под покровительство мирового завоевателя. Вблизи от нынешнего Екатеринограда, к югу от реки Терека, Тохтамыш потерпел в 797 (1395) г. поражение, еще худшее, чем при Кандурче. от него он уже никогда не мог оправиться. Шайки Тимура свирепствовали по обыкновению, на этот раз в собственной области Золотой Орды между Волгой, Доном и Днепром, и оттуда далеко вглубь русского государства [Тимур дошёл до Ельца]; потом он назначил там ханом Койриджака Оглана, сына Урус-Хана, который опирался на сильную партию в орде. Имевшаяся в виду цель, совсем устранить таким образом неблагодарного Тохтамыша, была достигнута: спасаясь сначала беглым скитальцем у литовского князя Витовта, потом блуждая в глубине внутренней Азии, он, говорят, был убит семь лет спустя.

Войны Тимура с Тохтамышем в 1392–1396. (Создатель карты – Stuntelaar)

Новая борьба с Чёрными Баранами, отвоевание Багдада Ахмедом Джелаиридом

Зимой 798 (1395–1396) г. Тимур, чтобы доказать свое рвение к исламу, занялся разорениями в христианской Грузии и произвел еще раз поход в устья Волги; затем летом того же года (1396) он вернулся назад в Самарканд, чтобы набрать там новые войска для своих дальнейших предприятий; на западе он оставил Mираншаха с частью войска, для охранения сделанных завоеваний. Исполнить это тому удалось, правда, далеко не блестяще. Едва успел удалиться Тимур, как Черные Ягнята под предводительством Кара Юсуфа стали напоминать о себе очень неприятным образом в Месопотамии ; арабские бедуины также вторглись из сирийской пустыни, и с помощью их обоих Ахмеду Ибн Увейсу, уже поджидавшему в Сирии, удалось снова овладеть Багдадом, в котором он и процарствовал несколько лет в качестве вассала египетского султана. Мираншах должен был сразиться с Кара Юсуфом при Мосуле и не был в состоянии придти к решительному результату, так что даже маридинские Ортокиды, которые перед тем, по своему обыкновению, покорились Тимуру без больших затруднении, сочли благоразумным войти в дружбу с туркменами и египтянами. Так прошло около четырех лет, в продолжение, которых Мираншах весьма мало проявлял свои прежние способности (как уверяют панегиристы его фамилии, вследствие падения на голову); однако восстание покоренных не захватило собой Персии, и Тимур, прежде чем вернуться в Ирак, мог без большой заботы обратить свое внимание на другую страну, до сих пор еще не бывшую предметом его благотворных усилий.

Индия в эпоху Тимура

Чтобы верно понимать образ действий завоевателя мира Тимура, не надо забывать, что его главным образом, а его татар исключительно занимала забота о захвате добычи. Персия и земли Кавказа были изрядно разграблены во время неоднократных войн, предстоявшая в будущем борьба против мамлюков и османов обещана быть более затруднительной, чем выгодной; неудивительно поэтому, что он, не задумываясь, последовал за приманкой, увлекшей его внезапно совсем в другую сторону. Индия, которую мы уже давно потеряли из виду, и судьбу которой в продолжение последних двухсот лет мы можем обозреть в общей связи только позже, также не вполне избегла дальнейших нашествий монголов со времени отступления Чингисхана. Проходы Кабула и Газны, эти ворота для вылазок из Афганистана, послужили для прохода джагатайских орд в Пенджаб одиннадцать раз в течение этого промежутка времени, и три или четыре турецких династии, царствовавшие тем временем одна за другой в Дели, были часто в затруднении, как избежать этого бедствия. Но продолжительных успехов эти нападения никогда не имели; вследствие раздробления, так быстро постигшего царство Джагатайское, здесь всегда выступали только сравнительно незначительные силы провинций Балха и Газны, которым никак не могло удаться совершенное завоевание большой страны, хотя они и могли пользоваться значительной свободой действий между Хулагидами и ханами востока; но индийские владетели до половины четырнадцатого века располагали внушительными военными силами. В упомянутое время было иначе; делийские султаны более и более лишались своего влияния на отдаленные провинции; из прежних наместничеств Бенгалии и Декана образовались новые самостоятельные государства; и когда после смерти Фируз Шаха (790=1388) его дети и внуки, или скорее вельможи, которые подымали на щит то одного, то другого, растратили свои силы в ссорах и частых переменах престола, коренные провинции верхнего Ганга и Пенджаба тоже начали приходить в чрезвычайное расстройство.

Поход Тимура в Индию, разорение Дели (1398)

Известия об этом, дошедшие до Тимура, звучали очень заманчиво; и так он решил, прежде чем отправиться на запад, предпринять хищнический набег в больших размерах через Инд. Решение было приведено в исполнение в 800 (1398) г. Что здесь в самом деле вопрос шел не о приобретении страны на продолжительное время, видно из самого способа его выполнения. Большая часть похода совпала с жарким временем года, что естественно заставляло татарскую армию держаться как можно дальше к северу. Мультан, который уже в предыдущем году осаждался Пиром Мухаммедом, внуком Тимура, и самый Дели были самыми южными пунктами, до которых они достигли; но округи между обоими этими городами и Гималаями тем более подверглись всем ужасам войны. Сам Тимур, или тот, кто от его имени составил рассказ об этом походе, рассказывает с большим хладнокровием, что мало-помалу сделалось тягостным тащить вслед за войском многочисленных пленных, взятых в битвах с воинственным населением Пенджаба; поэтому, при приближении к столице, их всех вместе, числом 100.000 человек, убили в один день. Не менее ужасна была судьба самого Дели. Уже при последних турецких султанах эта столица, некогда соперничавшая со старым Багдадом по блеску и богатству, чувствительно пострадала вследствие превратных распоряжений своих властителей; несмотря на то она все еще была первым городом Индии по числу жителей и по сокровищам. После того как её султан Махмуд со своим майордомом Меллу Икбаль-Ханом проиграли сражение у ворот Дели и с трудом спаслись в Гуджерат, жители немедленно сдались; но несколько драк между вторгавшимися полками Тимура и, несколькими оставшимися турко-индийскими солдатами или индусами послужили достаточным предлогом, чтобы дать повсюду свирепствовать с обычным варварством грабежу убийству и пожарам. Характеристично, как высказывается об этом повествование Тимура: «По воле Божией», – говорит Тимур, – «не вследствие моего желания или приказа, были разграблены все три квартала Дели, называемые Сири, Джехан-Пенах и Старый Дели. Хутба моего владычества, которая обеспечивает безопасность и защиту, была прочитана в городе. Следовательно моим горячим желанием было, чтобы никакое несчастие не постигло местное население. Но Богом было определено, что город должен был быть опустошен. Поэтому он внушил неверным жителям дух упорства, так что они сами навлекли на себя судьбу, которая была неизбежна». Чтобы это отвратительное лицемерие не казалось слишком чудовищным, надо помнить, что еще в наши дни очень часто возлагают на Бога ответственность за те гнусные дела, которые совершает человек. Во всяком случае, день 18 декабря 1398 (8 Раби 801) обозначает конец Дели как блестящей и далеко славившейся столицы мусульманской Индии; при последующих султанах, даже еще прежде, чем последние афганские цари на продолжительное время свели ее фактически на степень провинциального города, она является лишь тенью самой себя. После того, как Тимур достиг своей цели, т. е. снабдил себя и своих людей сокровищами и пленными, он немедленно отправился в обратный путь. То обстоятельство, что после ухода Тимура один изменник эмир из Мультана, по имени Хизр-Хан, который помогал иноземным грабителям против своих соплеменников, мало-помалу расширил свои владения и, наконец, овладел господством над Дели, дало повод ошибочно думать, будто династия Тимура в продолжение некоторого времени управляла Индией через Хизра и нескольких последующих наместников. Это совсем неверно : как тучи саранчи появились татары и так же точно они покинули страну, после того как опустошили ее дочиста, и здесь принося лишь смерть и разрушение, без малейшей попытки создать что-либо новое.

Поход Тимура в Индию 1398–1399. (Создатель карты – Stuntelaar)

Тимур и Баязид I османский

Едва возвратившись в Самарканд, завоеватель с рвением принялся за то, чтобы снова ближе заняться делами запада. Обстоятельства там выглядели несколько угрожающе. Правда, в Египте только что скончался (801=1399) султан Баркук, Ахмед Ибн Увейс лишь с трудом держался в Багдаде, где его ненавидели за его жестокость, при помощи Черных Ягнят Кара Юсуфа, а с этим последним можно было надеяться справиться, как бывало уже часто. Около этого же времени туркмены Белого Ягненка под предводительством Кара Йелека (или Османа, если называть его магометанским его именем) лишили власти и жизни Бурханаддина Сивасского, которого они преследовали; раньше это могло бы казаться благоприятным для Тимура: но теперь на то же самое место действия выступил другой противник, который казался более равным грозному князю войны, чем все предыдущие. В 792–795 (1390–1393 г.) состоялось присоединение султаном Баязидом большинства маленьких турецких эмиратов к османскому государству, возвысившемуся после битвы при Амзельфельде (791=1389) до значения державы и на европейской почве; а когда Баязид, по просьбе жителей Сиваса, которые не могли быть слишком довольны обращением грубых туркменов, около 801 (1399 г.) овладел также страной до Евфрата между Эрзинганом и Малатией, он сделался непосредственным пограничным соседом провинций Армении и Месопотамии, на которые заявлял притязания Тимур. Это было прямым вызовом Тимуру, который раньше взял под свою защиту Эрзинган, принадлежавший уже собственно к Армении. К этому прибавилось еще то, что при приближении Тимура, который в 802 (1400 г.) вступил с большими толпами в Азербайджан и после одного из своих обычных хищнических набегов на Грузию собрался идти на Багдад, Ахмед Ибн Увейс и его союзник Кара Юсуф бежали оттуда к Баязиду и нашли у него доброжелательный прием, между тем, как наоборот, многие из развенчанных последним малоазиатских эмиров появились в лагере Тимура и прожужжали ему уши громкими жалобами на произведенное над ними насилие. Тон дипломатических переговоров, которые последовали по поводу этих вопросов между обоими, почти одинаково могущественными и, во всяком случае, одинаково надменными государями, был более чем ясен; несмотря на это, в поведении Тимура можно было заметить несвойственную ему в других случаях медлительность. Он не скрывал от себя, что здесь ему предстояла самая серьезная борьба в его жизни. Баязид имел в своем распоряжении силы всей Малой Азии и большей части Балканского полуострова, сербы которого составляли одну из самых превосходных частей османской армии; сам Баязид едва ли уступал Тимуру в смелости и энергии, а этот последний находился на самой крайней западной границе своего огромного царства, посреди порабощенных и притесненных народов, которые легко могли бы превратить в окончательную гибель первое же поражение, нанесенное ему Османами. Зато Баязиду недоставало одного качества, особенно драгоценного для полководца, и которым Тимур обладал в высшей степени: предусмотрительности, которая допускает все на свете скорее, чем презрение к противнику. Уверенный в своем всегда победоносном, как он полагал, войске, он не счел нужным делать особенные приготовления в Малой Азии для встречи могучего врага, и остался спокойно в Европе, чтобы, если возможно, довести еще до конца осаду Константинополя, которою он был занят с некоторого времени. Там застало его известие, что Тимур в начале 803 (1400 г.) перешел через Евфрат и взял приступом Сивас. Даже один из сыновей Баязида был будто бы взят в плен при этом и вскоре после того умерщвлен ; но и без этого он имел достаточно поводов чтобы собрать теперь все силы против опасного соперника.

Поход Тимура в Сирию, сожжение Дамаска (1400)

В то время, как полки Баязида набирались в Европе и Азии. Тимур решился, прежде чем двинуться дальше вглубь Малой Азии, обезопасить сначала свой левый фланг, которому легко могли угрожать мамлюки из Сирии; также и Багдад находился еще в руках одного оставленного Ахмедом Ибн Увейсом наместника, а на мелких месопотамских князей, как мы уже видели, нельзя было положиться. Для того, чтобы держать последних в страхе, он воспользовался пока туркменами Белого Ягненка под предводительством Кара Йелека, который, конечно, был чрезвычайно восстановлен против Баязида и охотно взялся оберегать крепость на Евфрате, Малатию, без труда завоеванную татарами; сам же Тимур поставил себе задачей осенью 803 (1400 г.) начать войну с Сирией. Она оказалась легче для него, чем он мог предполагать. Сыну Баркука, Фаpаджу, было только пятнадцать лет, и его эмиры только что перессорились до такой степени, что все государство грозило расшататься через это, и Сирия едва не освободилась от египетского господства. Хотя в данную минуту внутреннее согласие было кое-как восстановлено, но между предводителями войск все еще существовали разные смуты и взаимное недоброжелательство; нечего было и думать об общем, руководимом одной сильной волей, сопротивлении татарскому нападению. Только одни сирийские эмиры решились выступить на встречу врагу при Халебе, однако и они не приняли сообща твердого намерения рисковать последним; таким образом, Тимур одержал победу; Халеб был страшно разорен, остальные города северной Сирии заняты без сколько-нибудь значительных затруднений, и уже во второй половине 1400 (конец 803) г. завоеватель стоял перед самым Дамаском, куда, наконец, нашли дорогу и вялые египтяне, в сопровождении своего слишком юного султана. Они могли бы также хорошо остаться дома: в то время, как то там то здесь происходили стычки, раздоры между эмирами снова взяли верх; многие затеяли план – понятный при данных обстоятельствах – заменить царственного отрока человеком способным к действию, а когда проведали об этом приближенные Фараджа и он сам, все было кончено. Им удалось в безопасности вернуться в Каир, предоставив сирийцам справляться как сумеют с врагом. Оказалось, что дело плохо. Хотя нечего было думать о деятельной обороне, и город Дамаск вскоре добровольно сдался, причем лишь замок продолжал еще некоторое время сопротивляться, однако едва ли даже сам Тимур свирепствовал где-нибудь хуже, чем здесь и потом опять в северной Сирии. Цель этого ясна: Тимур хотел дать такой убедительный пример Мамлюкам и их подданным, чтобы они не отваживались еще как-нибудь мешать его дальнейшему наступлению в Малую Азию.

В самом Дамаске не оказалось недостатка в предлогах религиозного характера для того, чтобы оправдать самое ужасное обращение с жителями. Тимуру, который и здесь разыгрывал роль шиита, возмущенного несовершенствами правоверных, доставляло особенное удовольствие пугать несчастных заступников суннитского духовенства коварными вопросами об отношении между Алием и предшествовавшими ему законными халифами; потом, в лицемерном негодовании на порочность дамаскинцев – которые были, во всяком случае, не хуже, чем остальные турки или даже персы этого времени – и на безбожие Омейядов, которые почти всегда жительствовали тут же, Тимур велел своим татарам расправляться здесь так же, как между христианами в Грузии и Армении. В конце концов город был «по ошибке» подожжен, и большею частью выгорел; во всяком случае, трудно поверить, чтобы не было умысла ври разрушении мечети Омейядов. Древняя почтенная церковь Св. Иоанна, которую арабы только приспособили к своему богослужению, а позже турки тоже пощадили, была все еще одним из первых храмов ислама несмотря на повреждения, причиненные ранее одним пожаром; теперь она была умышленно разорена и вновь предана пламени, от которого на этот раз пострадала гораздо хуже – позднейшее восстановление могло только отчасти вернуть ей её прежнюю красоту. Несмотря на заключенные условия капитуляции, солдаты Тимура истребляли жителей города массами, оставшиеся в живых были ограблены самым бесстыдным образом, и подобным же образом была опустошена вся страна до границы Малой Азии. Такими решительными мерами Тимур, конечно, достиг своей цели вполне: сирийские и египетские эмиры, которые и без того находили подходящим воспользоваться слабостью правительства, лишь увеличившейся вследствие постыдного бегства султана Фараджа, для новых взаимных ссор, конечно, остереглись становиться впредь поперек дороги завоевателю мира, и сам беспомощный призрачный государь, который вскоре после того (808=1405) должен был уступить на год власть одному из своих братьев, оставался до смерти Тимура совершенно покорным; можно предположить – это, конечно, не вполне доказано – что он даже беспрекословно подчинился обращенному к нему в 805 (1402) г. требованию, чеканить монеты с именем Тимура, чтобы только не вызвать нашествия на самый Египет.

Вторичное взятие Багдада Тимуром (1401)

После того, как татары восстановили по-своему спокойствие в Сирии, их толпы потянулись обратно через Евфрат, чтобы тоже осилит снова Месопотамию и Багдад. Это не стоило им большого труда, так как Белые Ягнята представляли надежную опору при Малатии, а Черные были значительно ослаблены долгим отсутствием своего предводителя Кара Юсуфа в Малой Азии. Все же показалось нужным еще раз привести к порядку их толпы, находившиеся в Армении, послав туда отдельный отряд, в то время, как Ортокид был наказан за свою измену разрушением Маридина. Хотя сам он удержался в своем укрепленном замке, не было найдено необходимым тратить много времени на взятие его: Ортокид не был достаточно опасен для этого. С Багдадом было другое дело; хотя глава его, Джелаирид Аxмед, тоже не хотел отказаться от безопасности пребывания под защитой Баязида, но наместник Фарадж , управлявший там вместо него, имел общего с египетским султаном только одно имя; это был храбрый человек, и во главе арабских и туркменских бедуинов, которыми он командовал, он не боялся самого дьявола в человеческом образе. Отряд, посланный Тимуром против древнего города халифов, не был впущен. Тимур должен был отправиться туда лично с главными силами, и сопротивление, оказанное также и ему, оказалось так сильно, что он тщетно осаждал город в течение сорока дней, пока старой лисе не удалось застать защитников врасплох в минуту недосмотра. Как говорят , Тимур вторгся в город в самый священный день мусульманского церковного года, в большой праздник жертвоприношения (Зуль-Хидджа 803=22 июля 1401 г.) и тут лишь слишком точно исполнил ужасный обет, будто бы данный им, зарезать людей вместо обычных жертвенных овец. В этот день каждый воин Тимура должен был представить не по одной голове, как при Исфахане, а по две, чтобы с соответствующей празднику роскошью соорудить излюбленные пирамиды из черепов , а так как оказалось затруднительным собрать наскоро все число голов, простиравшееся до 90.000, то убивали не только некоторых из приведенных с собой из Сирии пленных, но еще множество женщин. Храбрый Фарадж погиб со многими из своих людей при попытке пробиться на лодках вниз по Тигру.

Вой/h2 title=на Тимура с османами (1402)

Но мы ведь отказались давать более обстоятельные сведения об ужасах этой воины; поэтому обратимся скорее к последнему великому успеху, положившему самый блестящий венец деяниям страшного воина Тимура уже на закате его слишком долгой жизни. Теперь он уже не оставил ни одного достойного внимания противника ни в тылу, ни с обоих флангов; хотя после отступления Тимура на зимнюю квартиру в Карабах (Азербайджан), Ахмед Ибн Увейс, вероятно, в надежде на подвигавшиеся приготовления Баязида и стараясь отвлечь от него врага на восток, внезапно появился снова на развалинах Багдада и начал собирать вокруг себя рассеянные остатки своего прежнего войска, однако пока нечего было опасаться серьезных затруднений от этих слабых набегов, и приготовления к решительному удару против Баязида могли идти в полном спокойствии. Без сомнения, нам сообщают, что Тимур сделал еще одну последнюю попытку придти к мирному соглашению с турками. Несмотря на то, что приближаясь теперь уже к семидесяти годам, он обладал все в той же степени прежней самоуверенной энергией, едва ли он все-таки мог с совсем легким сердцем вступать в борьбу с османским султаном, который недаром носил прозвище Ильдирима («молнии»), и силы которого, если в общем и менее значительные чем у Тимура, могли быть вполне собраны и готовы в короткий срок, между тем как его собственные войска были рассеяны по всей передней Азии от Евфрата до Инда и Яксарта. Последние войны в Сирии и Месопотамии тоже стоили многих людей; к тому же можно было заметить признаки меньшей готовности в эмирах, которые предпочли бы утопать в приятном покое на награбленных сокровищах, чем беспрестанно сызнова подвергаться тягостям войны. Одним словом, Тимур мог желать пополнить сначала свое войско на родной почве Трансоксании и освежить его новыми силами , как он многократно делал это уже в прежние годы; поэтому он, в первый раз в своей жизни, хладнокровно перенес тот вызов, что Баязид снова овладел издавна спорной пограничной крепостью Эрзинганом, пока татарское войско было занято Багдадом. Хотя он снова назначил там своим наместником Tахеpта, того же князька, которому собственно принадлежал город, и который с большой приятностью справлялся со своей задачей лавировать между обеими державами, но Тимуру как бы то ни было необходимо было блестящее удовлетворение, если он не хотел в глазах всего света склониться перед Османом. Что он и теперь еще стал искать его путем дипломатических переговоров, мало похоже на его прежнюю манеру; но во всяком случае из этого ничего не вышло. Баязид оставил в продолжение целых нескольких месяцев без ответа его посольство, в котором он между прочим настоятельно требовал выдачи предводителя Черных Ягнят, Кара Юсуфа; когда наконец прибыло ответное известие, отрицательное и при том довольно невежливое, оно застало завоевателя мира уже к западу от Евфрата, на пути от Сиваса к Цезарее, после взятия приступом одного турецкого пограничного городка. Армия Баязида правда стояла справа от Тимура возле Toката; но он знал, что она вынуждена будет за ним последовать, если он пойдет на главный город, Бpуссу.

Битва при Ангоре (1402)

Армии обеих сторон сошлись при Ангоре; но в то время как султан, не обращая внимания на некоторое недовольство, подымавшееся в его войсках, с некоторым хвастовством отправился на охоту в виду врага и слишком долго промешкал там, чтобы успеть позаботиться о тактических подробностях, Тимур обеспечил за собой выгоды положения и посеял по возможности недовольство в рядах турок, чего он никогда не упускал делать относительно могущественных врагов. Кроме собственно османских войск, янычар, и надежных сербов, армия Баязида заключала в себе солдат из мелких государств, упраздненных им лет за десять до того, и некоторые отряды татарских наездников, находившихся в Малой Азии еще с первых монгольских времен. Последние охотно поддавались наущениям, приглашавшим их перейти на сторону их соплеменников; первые были все еще преданы своим прежним государям, которые также находились в стане врагов, и кроме того были раздражены против Баязида из за всего его поведения: так и у них посланные хитрого Тимура находили благоприятный прием для своих предложений. Когда около конца 804 (середина 1402) г. началась решающая битва, в критическую минуту большая часть малоазиатов и все татары перешли к Тимуру: весь правый фланг Баязида был расстроен этим, и поражение его решено. Но в то время как все кругом обратилось в бегство, султан непоколебимо стоял в центре армии со своими янычарами. Он не имел намерения признать себя побежденным; так выдержал он, пока его верные телохранители не были совершенно истреблены. Когда при наступлении ночи он, наконец, согласился покинуть поле битвы, было уж слишком поздно: падение его лошади предало его в руки преследовавших врагов, и как некогда греческий император перед сельджуком Альп-Арсланом, так теперь султан османов, при одном имени которого еще незадолго дрожала Византия, явился пленником перед татарским бегом Тимуром. Основан ли на истине распространенный рассказ о том, что Тимур возил его с собой в железной клетке во время своего дальнейшего шествия по Малой Азии, была ли затем эта клетка клеткой, или скорее носилками, окруженными решетками, в конце концов, так же безразлично, как достоверность множества анекдотов, передаваемых о личной встрече и дальнейших сношениях между победителем и побежденным: достаточно, что Баязид не долго терпел раздирающую муку глубоко пораженной гордости. В то время как войска его тюремщика опустошали огнем и мечем Малую Азию по всем направлениям, наполовину разрушили Бpуссу, колыбель османского величия, наконец отняли даже Смирну у родосских рыцарей Иоаннитов и жестоко расправились с ней, в то время, как его собственная дочь принуждена была отдать свою руку внуку Тимура, сокрушённый султан видимо угасал, и прежде еще, чем укротитель его буйной головы выступил в обратный путь на восток, Баязид умер в своем заточении (14 Ша"бана 804=9 марта 1403).

Государство Тимура к концу его жизни

Ближний Восток после Ангорской битвы

Тимур, разумеется, не мог думать о том, чтобы распространить свои завоевания на османское государство и по ту сторону Босфора; от такой мысли его заранее должно было удержать сознание самой слабой стороны его большого царства: что собственно коренная часть его лежала на восточной границе. К тому же, еще до войны с Баязидом, византийские государи Трапезунда и Константинополя вошли с татарами в переговоры, для того чтобы избавиться с их помощью от опасного османского противника и обязались платить им дань; этим они, по восточным понятиям, сделались вассалами Тимура, за которым таким образом без дальнейших стараний была обеспечена слава подчинения своему скипетру этих непримиримых врагов ислама. Поэтому, раздав снова Малую Азию выгнанным Османами эмирам, как своим вассалам, он предоставил остальное османское государство, находившееся исключительно на европейской почве, самому себе, что он мог сделать с тем большим достоинством, что сын Баязида, Сулейман, которому удалось спастись из Ангоры в Румелию, очень смиренно просил оттуда о мире. Кроме того, Тимуру оставалось, как мы помним, устранить еще одного старого и беспокойного врага, находившегося в тылу у него, в Багдаде. Ахмед Ибн Увейс не без труда – его собственный сын восстал против него – удержал Багдад во время малоазиатских событий, преимущественно с помощью своего старого друга Кара Юсуфа, который при приближении Тимура снова явился с запада к своим Черным Ягнятам. Позже между самими союзниками возникли несогласия; Ахмед должен был бежать в Сирию от туркменского вождя, и этот последний играл роль государя в Багдаде, пока Тимур находил удобным разрешить ему это удовольствие. Это было недолго. После того как вся Малая Азия была покорена и победитель Баязида снова водворил выгнанных им эмиров в их княжествах, как своих вассалов, он направился в Армению и дал почувствовать тяжесть своей руки тем, которые показали себя строптивыми в последнее опасное время. Ортокид из Маридина, который дрожа явился лично со многими подарками, был еще милостиво принят, но грузины, тоже оказавшиеся опять непокорными, были чувствительно наказаны, а Кара Юсуф был разбит при Хилле (806=1403) посланным на юг войском. Теперь он тоже бежал в Сирию, но был заключен в замок в Каире вместе со своим прежним союзником Ахмедом, но приказанию султана Фараджа, боявшегося гнева своего повелителя. Теперь уже ничто не мешало Тимуру возвратиться на родину, после четырех лет, проведенных в войнах в Персии и западных странах: по дороге были еще уничтожены некоторые мятежники в прикаспийских землях, и в Мухарраме 807 (июле 1404) г. победоносный полководец (снова вступил в свою столицу Самарканд во главе своего войска.

Подготовка похода в Китай и смерть Тимура (1405)

Но неутомимый завоеватель намеревался дать себе только немного месяцев, не для отдыха, но для приготовления к новому, гигантскому предприятию. От Москвы до Дели, от Иртыша до Средиземного моря не осталось больше ни одной провинции, земле которой не пришлось бы стонать под копытами его коней; теперь взоры его обратились на восток. Кашгарское ханство, которое со времени похода 792 (1390) г. лежало беспрекословно у его ног, примыкало уже непосредственно к границе Китая. Предлог к тому, чтобы вторгнуться теперь и в Срединную Империю, было легко найти. Уже в 1368 (769 – 70) г. Чингисханиды из рода Хубилая, царствовавшие там до этого года, должны были уступить место основателю национальной Минской династии, это было достаточным основанием для Тимура, державшего себя до самой своей смерти, как мажордом потомков монгольского владыки мира, чтобы представить своим эмирам как неоспоримую необходимость присоединение вновь этого потерянного члена к царству.

Созванный им немедленно курултай одобрил эту достохвальную мысль с воодушевлением, которое могло бы несколько сравниться с чувствами французского сената к великому Наполеону. Немедленно приступлено было к выполнению её: семидесятилетний старик в сущности не мог терять много времени. Уже на пятый месяц после въезда в Самарканд, армия, с невероятной быстротой снова дополненная до 200.000 человек, выступила через Яксарт. Но слишком скоро ей пришлось остановиться. В Отраре, еще на правом берегу реки, Тимур заболел горячкой, настолько сильной, что почти с первого момента можно было предвидеть смертельный исход.

17 Шабана 807 (18 февраля 1405) стрелка упала, часы остановились, и время восторжествовало и над самым могущественным и прославленным из всех когда-либо живших мусульманских государей. Все было кончено, и здесь действительно применимы слова: «Все прошло, будто и не бывало».

Гур-Эмир – мавзолей Тимура в Самарканде

Оценка деятельности Тимура

Применимы они здесь по крайней мере относительно всего, что достойно составить содержание жизни правителя. Конечно, при исторических размышлениях нельзя становиться на слишком возвышенную точку зрения отвлеченного идеализма, или на слишком низкую стремящегося быть человечным филистерства: уже раньше мы при одном случае выяснили себе, что бесполезно плакать о бедствиях войны, если род человеческий до сих пор пока таков, что без сильных потрясений остается вялым и несостоятельным по отношению к своим истинным задачам. Поэтому мы оценим как носителей исторической необходимости даже страшных притеснителей такого рода как Цезарь, Омар или Наполеон, задачей которых было разрушить на куски одряхлевший мир, чтобы очистить место новым, жизнеспособным образованиям. Очень замечательно во всяком случае сходство, которое представляет именно с образом Наполеона не менее резко очерченная фигура Тимура. Тот же самый военный гений, настолько же организаторский, насколько и тактико-стратегический; то же соединение упорства в преследовании раз принятой мысли с молниеобразным натиском в минуту выполнения; та же непоколебимость внутреннего равновесия при опаснейших и труднейших предприятиях; та же неутомимая энергия, предоставлявшая возможно меньше самостоятельности второстепенным начальникам, лично находившая каждую важную меру; то же уменье проницательно познавать слабости противника, не впадая при этом в ошибку слишком низко ценить или презирать его; то же хладнокровное невнимание к человеческому материалу, потребному для выполнения великих планов, тоже безмерное честолюбие и величие завоевательных замыслов рядом с искусством пользоваться самыми мельчайшими побуждениями человеческой природы и с прямо виртуозным лицемерием; наконец, то же соединение беззаветной храбрости с хитрым коварством у татарина, как и у его корсиканского последователя. Конечно, нет недостатка в маловажных различиях: нужно отдать справедливость императору-солдату, что почти все свои битвы он выиграл своим гением полководца, между тем как главнейшие успехи Тимура, победа над Тохтамышем, над Музаффаридом Мансуром, над Делийским царством, над Баязидом, были всегда решены искусно внесенными в ряд врагов раздорами или подкупом презренных изменников – но такие отступления все таки не нарушают общего впечатления поразительного сходства.

И все же было бы несправедливостью к Наполеону поставить его на одну ступень с Тимуром. Свод законов и управление, данные им Франции, еще теперь, после восьмидесяти лет, остаются единственными связующими звеньями, которые сдерживают этот столько же беспокойный, сколько и одаренный народ в государственном строе, необходимом, несмотря ни на что, для современной цивилизации; и как ни сурово распоряжался он от Испании до России, однако железная метла, которою он выметал почву Европы, нигде не уносила вместе с сором и мякиной также хороших семян. А в действиях Тимура самым роковым было именно то, что он нигде не думал о созидании сколько-нибудь прочных порядков, но везде стремился лишь разрушать. Если решиться оставить в стороне его бесплодную и хладнокровную бесчеловечность, он лично является самым величаво очерченным из всех магометанских государей, жизнь его – настоящим эпосом, прямо романтическая привлекательность которого в обстоятельном описании историка-художника должна была бы действовать с неотразимой силой. Все другие великие исламские халифы и султаны – Чингисхан был язычником – как ни значительны были их собственные деяния, большей частью своих успехов были обязаны посторонним силам. У Муавии был его Зияд, у Абд аль-Мелика и Валида – их Хаджадж, у Мансура – Бармекиды, у Альп-Арслана – Низам аль-мульк: единственное орудие Тимура, его готовое к битвам войско, было его собственным созданием, и ни в одном действительно важном походе ими не командовал никто, кроме него самого. Был один человек, который равнялся с Тимуром по внутренней силе, именно Омар; он, правда, только издали посылал распоряжения своим войскам, но силой своей личности господствовал вполне над каждым из своих полководцев и показал все свое величие в другой области, создавая из едва организованных шаек бедуинов и расстроенных иноземных провинций государство, основания которого в продолжение восьми веков служили рамками для народного развития, при всех переменах все же до известной степени равномерного и непрерывного. Разрушение этих оснований было уже издавна подготовлено турками, потом ускорено монголами и татарами, за исключением лишь недоконченной попытки доблестного Газан Хана создать новый организм. Навсегда завершить это разрушение стало печальной заслугой Тимура, когда он из всей передней Азии произвел хаос, в котором больше уже не таились силы, нужные для восстановления нового исламского единства. Если в чисто политическом отношении появление его настолько эфемерно, что после исчезновения его мы видим, как те же элементы, которые были в действии до него, снова принимаются почти без изменения за свою деятельность там, где он прервал ее, то все жё после произведенного им всеобщего разрушения последних остатков материальной и умственной цивилизации, еще оставленных его предшественниками, уже не могли могущественно развиться никакие из тех элементов, которые могли бы привести к возрождению исламского духа и государства. Таким образом, из двух самых великих государей ислама Омар стоит в начале собственно магометанской государственной жизни, как её творец, а в конце, как её разрушитель, стоит Тимур, прозванный Тамерланом.

Литература о Тимуре

Тимур. Статья в Энциклопедическом словаре Брокгауз-Ефрон. Автор – В. Бартольд

Гийасаддин Али. Дневник похода Тимура в Индию. М., 1958.

Низам ад-Дин Шами. Зафар-наме. Материалы по истории киргизов и Киргизии. Выпуск I. М., 1973.

Ибн Арабшах. Чудеса судьбы истории Тимура. Ташкент., 2007.

Йазди Шараф ад-Дин Али. Зафар-наме. Ташкент, 2008.

Клавихо, Руи Гонсалес де. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура (1403-1406). М., 1990.

Ф. Нев. Описание войн Тимура и Шахруха в Западной Азии по неизданной армянской хронике Фомы Мадзофского. Брюссель, 1859

Марло, Кристофер. Тамерлан Великий

По, Эдгар Аллан. Тамерлан

Люсьен Керен. Тамерлан – империя Железного Повелителя, 1978

Джавид, Гусейн. Хромой Тимур

Н. Остроумов. Уложение Тимура. Казань, 1894

Бородин, С. Звёзды над Самаркандом.

Сегень, А. Тамерлан

Попов, М. Тамерлан

Их не считают прямо поддельными, но остается сомнительным, насколько единственный сохранившийся персидский перевод их соответствует оригиналу, написанному на восточно-турецком языке, и даже насколько этот оригинал лично написан или продиктован самим Тимуром.

Один знаток военного дела, Jahns (Geschichte des Kriegswesens, Leipzig. 1880, стр. 708 и след.) находит особенно замечательным методический характер наставлений к военачальникам, содержащихся в записках Тимура, но замечает весьма справедливо, что «стратегическая и тактическая связь его военных подвигов все же недостаточно ясна исторически, чтобы быть поучительной». Хороший пример того, что может произойти при меньшей осторожности, можно заимствовать у Hаmmer-Purgstа1l, который берется сообщить много сведений о войске Тимура (Gesch. d. osmаn. Reichs I, 309, сравн. 316): после сообщения о мундирах, введенных в нем, он продолжает: «было также два полка, совершенно покрытых кирасами, древнейшие кирасирские полки, о каких упоминается в военной истории». Почему монгольская джиба (которая впрочем может обозначать всякий род вооружения) должна соответствовать нашей кирасе больше, чем панцирь, употреблявшийся и на Востоке уже за много веков не только для пехоты, но и для всадников, на это нет никакого указания; с таким же или с большим правом можно бы употребить эту самую фразу, например, для украшения описания персидских войск при Кадисии (I, 264).

Цифры здесь снова сильно преувеличиваются историками. Это особенно очевидно выступает в следующих примерах: в показании, что при Ангоре сражались 800.000 солдат Тимура против 400.000 Баязида, и в еще более смелом заявлении армянского летописца, будто при взятии Дамаска участвовало 700.000 человек (Neve, Expose des guerres de Tаmerlаn et de Schаh-Rokh; Брюссель 1860, стр. 72).

Так рассказывают мусульманские историки. Не следует однако умолчать о том, что по свидетельству одного западного путешественника, который проник до двора Тимура, его поведение далеко не было поведением ревностного мусульманина. Выводы Wheleer"а нельзя признать несомненными, так как он почерпал свои сведения главным образом из монгольской истории патера Катру, достоверность источников которой не доказана; решительное мнение, высказанное в указанном примечании, кажется мне сомнительным по своей достоверности. Поэтому я придерживался общепринятого рассказа.

Xизp есть персидско-турецкое произношение арабского имени Xидр. Отношения этого князя к Камараддину, убийце его отца, неясны; после похода полководцев Тимура в 792 (1390 г.), Камараддин больше не упоминается, и по Хейдер-Рази (Notices et extrаits XIV, Париж 1843, стр. 479) Хидр по смерти этого узурпатора достиг господства над племенами бывшего Кашгарского ханства. Но у Шеpефаддина (Deguignes, Аllgemeine Geschichte der Hunnen und Turken, ubers, v. Dalmert, Bd. IV, Greifswаld 1771, стр. 32,35) предводителем джетов и принадлежащих к ним племен является в 791 г. (1389) уже Хидр, а в 792(1390) снова Камараддин; значит между этими племенами должно было произойти на некоторое время разделение, причем одни повиновались молодому Хидру, а другие Камараддину. Подробнейшие сведения до сих пор неизвестны; позже Хидр Ходжа является единодержавным властителем в мирных сношениях с Тимуром (по Хондемиру, перев. Defromery, Journ. as. IV Serie, t. 19, Париж 1852, стр. 282).

Конечно уже Берке принял официально ислам, который и в племенах собственно Золотой Орды в то время также одержал верх уже везде. Но особенно к востоку от Волги, большинство так назыв. татар были, вероятно, язычниками, как и теперь еще чуваши в губерниях Оренбургской и Казанской.

Кази есть персо-турецкое произношение арабского кади «судья». Его отец был судьей при Артене и пользовался большим влиянием при дворе этого последнего; по смерти его он вместе с несколькими другими сановниками возвел на престол его малолетнего сына Мухаммеда и затем сам умер, оставляя свою должность Бурханаддину. Когда затем Мухаммед умер, не оставив потомков, хитрый кади сумел мало помалу подчинить себе остальных вельмож страны, и в конце концов принял даже титул султана.

Осман есть персо-турецкое произношение арабского имени Усман, в котором буква «с» соответствует по произношению английскому th. 15 Раджаба по обыкновенному календарю соответствует 18 июня; но так как днем недели приводится понедельник, то значит арабский счет, как это очень часто случается, неверен, и настоящее число есть 19. Впрочем, по одному рассказу битва продолжалась три дня, значит и отсюда можно, быть может, объяснить неточность даты.

Подробности об этом передаются различно и до дальнейших сведений должны считаться весьма сомнительными.

О ближайших обстоятельствах его смерти мы не знаем ничего определенного. Что ему собственноручно отрубил голову сын Тимура, тогда семнадцатилетний Шахрух, есть наглая выдумка его придворного, Шерефаддина; также и рассказ Ибн Арабшаха не очень правдоподобен.

Т. е. молитва в мечетях за победителя, которая заключала в себе признание его новым повелителем со стороны населения.

S. Thomаs (The Chronicles of the Pаthаn Kings of Dehli, Лондон 1871), стр. 328. Нам действительно передают, что Хизр-Хан послал в 814 (1411 г.) депутацию к сыну Тимура, Шахруху, для принесения присяги верности (см. Notices et Extrаits, XIV, 1, Париж 1843, стр. 19b); между тем это также мало содержит противоречия сказанному в тексте, как тот факт, что многие из остальных индийских князей старались отклонить от себя нападения Тимура тем, что они объявили себя его вассалами; это значило, что цари покорились бы если б только он по другим причинам не жаждал войны во что бы то ни стало. Панегиристы Тимуридов, конечно, всегда стараются придать чисто формальным выражениям вежливости более глубокий смысл, чем они действительно имеют Подобное стремление имеет и рассказ Абд ар-Раззака в Notices et Extrаits, указ. т. стр. 437 и след.

Так пишет это имя Weil, во всяком случае, следуя свидетельству своих арабских источников. В единственном подлиннике, имеющемся в моем распоряжении, «Vitа Tиmur» Ибн Арабшаха, ed. Mаnger, I, 522, я нахожу Илюк или Эйлук; у Hаmmer"а, Geschichte des osmаnischen Reiches I, 293, стоит Кара Юлук, что он переводит как «черная пиявка», между тем как пиявка по-турецки значит не юлук, а cюлюк. Я не в состоянии установить точно форму и значение этого имени.

Hertzberg указ. соч. стр. 526; восточные источники во всяком случае не дают об этом никаких сведений. факт этот сомнителен, ср. с Hаmmer, Geschichte des osmаnischen Reiches I, 618, Weil, Geschichte des Аbbаsidenchаlifаts in Egypten II, 81, np. 4. Имя Эртогрул, во всяком случае, есть только предположение v. Hаmmer"а.

Хотя по Weil"ю (Geschichte des Аbbаsidenchаlifаts in Egypten и, 97) об этом требовании и послушании султана повествуют только персидские историографы, и то и другое вполне правдоподобно по общему положению вещей. Тимур, который в тот момент уже взял Смирну, едва ли воротился бы на восток, не достигнув формального покорения мамлюков.

14-му Шабана соответствует 9-е, а не 8-ое, как приводит v. Hаmmer, указ. соч. стр. 335. При этом надо заметить, что днем недели приведен четверг, который приходит title=ся напротив 13-ое Шабана, соответствующее во всяком случае 8-му марта, так что последнее может быть надо все-таки считать верным числом.

При написании материала использовалась глава "Тамерлан" из книги Августа Мюллера "История ислама". Во многих местах материала перед датами от Рождества Христова приведена мусульманская датировка по Хиджре

Полное имя великого завоевателя древности, о котором пойдёт разговор в нашей статье, Тимур ибн Тарагай Барлас, но в литературе он часто упоминается как Тамерлан, или Железный Хромец. Следует пояснить, что Железным его прозвали не только за личные качества, но и потому, что именно так переводится с тюркского языка его имя Тимур. Хромота же стала результатом ранения, полученного в одном из сражений. Есть основание полагать, что этот загадочный полководец прошлого причастен к великой крови, пролившейся в XX веке.

Кто такой Тамерлан и откуда он родом?

Вначале несколько слов о детстве будущего великого хана. Известно, что Тимур-Тамерлан родился 9 апреля 1336 года на территории нынешнего узбекского города Шахрисабза, бывшего в ту эпоху небольшим селением, называвшимся Ходжа-Ильгар. Его отец - местный землевладелец из племени Барлас - Мухаммад Тарагай, исповедовал ислам, и вырастил в этой вере своего сына.

Следуя обычаям тех времён, он с раннего детства обучал мальчика основам военного искусства - верховой езде, стрельбе из лука и метанию копья. В результате, едва достигнув зрелости, он уже был опытным воином. Именно тогда получил бесценные знания будущий завоеватель Тамерлан.

Биография, этого человека, а точнее, та её часть, которая стала достоянием истории, начинается с того, что в молодости он снискал расположения хана Туглика - повелителя Чагатайского улуса, одного из монгольских государств, на территории которого родился будущий полководец.

По достоинству оценив боевые качества, а также незаурядный ум Тимура, он приблизил его ко двору, сделав воспитателем своего сына. Однако окружение царевича, опасаясь его возвышения, стало строить против него интриги, и в результате, опасаясь за свою жизнь, новоявленный воспитатель был вынужден бежать.

Во главе отряда наёмников

Годы жизни Тамерлана совпали с тем историческим периодом, когда являлась сплошным театром военных действий. Раздробленная на множество государств, она была постоянно раздираема междоусобицами местных ханов, беспрестанно пытавшихся захватить соседние земли. Усугубляли обстановку бесчисленные разбойничьи банды - джетэ, не признававшие никакой власти и жившие исключительно грабежами.

В этой обстановке несостоявшийся педагог Тимур-Тамерлан нашёл своё истинное призвание. Объединив несколько десятков гулямов - профессиональных наёмных воинов, - он создал отряд, по своим боевым качествам и жестокости превосходивший все остальные окрестные банды.

Первые завоевания

Вместе со своими головорезами новоявленный полководец совершал дерзкие набеги на города и сёла. Известно, что в 1362 году он взял штурмом несколько крепостей, принадлежавших сарбадарам - участникам народного движения против монгольского владычества. Захватив их, он приказал замуровать оставшихся в живых защитников в стены. Это было актом устрашения всех будущих противников, и подобная жестокость стала одной из основных черт его характера. Очень скоро о том, кто такой Тамерлан, узнал весь Восток.

Именно тогда в одной из схваток он лишился двух пальцев правой руки и получил серьёзное ранение в ногу. Его последствия сохранились до конца жизни и послужили основанием для прозвища - Тимур Хромой. Однако не помешало ему стать фигурой, сыгравшей в последней четверти XIV века существенную роль в истории не только Средней, Западной и Южной Азии, но также Кавказа и Руси.

Полководческий талант и необычайная дерзость помогли Тамерлану завоевать всю территорию Ферганы, подчинив себе Самарканд, и сделав столицей новообразованного государства город Кет. Далее, его войско устремилось на территорию, принадлежащую нынешнему Афганистану, и, разорив её, штурмом захватило древнюю столицу Балх, эмир которой - Гусейн - был тут же повешен. Его участь разделило и большинство придворных.

Жестокость как орудие устрашения

Следующим направлением удара его конницы стали расположенные к югу от Балха города Исфахан и Фарс, где правили последние представители персидской династии Музаффаридов. Первым на его пути был Исфахан. Захватив его, и отдав на разграбление своим наёмникам, Тимур Хромой приказал сложить головы убитых в пирамиду, высота которой, превышала рост человека. Это было продолжением его постоянной тактики устрашения противников.

Характерно, что и вся последующая история Тамерлана - завоевателя и полководца, отмечена проявлениями крайней жестокости. Отчасти её можно объяснить тем, что он сам сделался заложником собственной политики. Предводительствуя высокопрофессиональным войском, Хромой должен был исправно платить своим наёмникам, в противном случае их ятаганы обратились бы против него самого. Это вынуждало добиваться новых побед и завоеваний любыми доступными средствами.

Начало борьбы с Золотой Ордой

В начале 80-х годов очередным этапом восхождения Тамерлана стало покорение Золотой Орды, или, иначе, Джучиева улуса. В нём испокон века преобладала евро-азиатская степная культура со своей религией многобожия, не имевшая ничего общего с исламом, исповедовавшимся большинством его воинов. Поэтому боевые действия, начавшиеся в 1383 году, стали столкновением не только противоборствующих армий, но и двух различных культур.

Ордынский тот самый, что в 1382 году совершил поход на Москву, желая опередить своего противника и первым нанести удар, предпринял поход на Харезм. Достигнув временного успеха, он захватил также значительную территорию нынешнего Азербайджана, однако вскоре его войска вынуждены были отступить, понеся значительные потери.

В 1385 году, воспользовавшись тем, что Тимур со своими полчищами находился в Персии, он повторил попытку, но и на этот раз потерпел неудачу. Узнав о вторжении ордынцев, грозный полководец срочно вернул свои войска в Среднюю Азию и наголову разбил неприятеля, заставив самого Тохтамыша бежать в Западную Сибирь.

Продолжение борьбы с татарами

Однако на этом покорение Золотой Орды ещё не завершилось. Окончательному её разгрому предшествовали пять лет, наполненных непрестанными военными походами и кровопролитием. Известно, что в 1389 году ордынский хан даже сумел настоять на том, чтобы в войне с мусульманами его поддержали русские дружины.

Способствовала этому смерть Великого князя Московского Дмитрия Донского, после которой его сын и наследник Василий обязан был ехать в Орду за ярлыком на княжение. Тохтамыш подтвердил его права, но при условии участия русских войск в отражении нападения мусульман.

Разгром Золотой Орды

Князь Василий дал согласие, однако оно носило лишь формальный характер. После разгрома, учинённого Тохтамышем в Москве, никто из русских не желал проливать за него кровь. В результате в первой же битве на реке Кондурче (приток Волги) они бросили татар и, переправившись на противоположный берег, ушли.

Завершением покорения Золотой Орды стала битва на реке Терек, в которой 15 апреля 1395 года сошлись войска Тохтамыша и Тимура. Железный Хромец сумел нанести своему противнику сокрушительное поражение и тем самым положить конец татарским набегам на подконтрольные ему территории.

Угроза русским землям и поход на Индию

Следующий удар готовился им в самое сердце Руси. Целью намеченного похода были Москва и Рязань, не знавшие до той поры, кто такой Тамерлан, и платившие дань Золотой Орде. Но, к счастью, этим планам не суждено было осуществиться. Помешало восстание черкесов и осетин, вспыхнувшее в тылу войск Тимура и заставившее завоевателя повернуть назад. Единственной жертвой тогда стал оказавшийся на его пути город Елец.

В течение последующих двух лет его войско совершило победоносный поход в Индию. Захватив Дели, воины Тимура разграбили и сожгли город, а 100 тыс. защитников, оказавшихся в плену, убили, опасаясь возможного с их стороны мятежа. Дойдя до берегов Ганга и захватив по дороге несколько укреплённых крепостей, многотысячная армия вернулась в Самарканд с богатой добычей и большим количеством невольников.

Новые завоевания и новая кровь

Вслед за Индией настал черёд Османского султаната покориться мечу Тамерлана. В 1402 году он разбил непобедимых до той поры янычар султана Баязида, а его самого взял в плен. В результате под его владычеством оказалась вся территория Малой Азии.

Не смогли противостоять войскам Тамерлана и рыцари-иониты, удерживавшие много лет в своих руках крепость древнего города Смирны. Не раз отражавшие прежде атаки турок, они сдались на милость хромого завоевателя. Когда же им на помощь прибыли венецианские и генуэзские корабли с подкреплением, то победители забрасывали их из крепостных катапульт отрубленными головами защитников.

Замысел, который не смог осуществить Тамерлан

Биография этого выдающегося полководца и злого гения своей эпохи, завершается последним амбициозным проектом, которым стал его поход на Китай, начавшийся в 1404 году. Целью был захват Великого Шёлкового пути, дававший возможность получать налог с проезжавших купцов и пополнять за счёт этого свою и без того переполненную казну. Но осуществлению задуманного помешала внезапная смерть, оборвавшая жизнь полководца в феврале 1405 года.

Великий эмир империи Тимуридов - под таким титулом он вошёл в историю своего народа, - был похоронен в мавзолее Гур Эмир в Самарканде. С его погребением связана легенда, передававшаяся из поколения в поколение. Она гласит, что в том случае, если саркофаг Тамерлана будет вскрыт, а его прах потревожен, то наказанием за это станет страшная и кровопролитная война.

В июне 1941 года в Самарканд для эксгумации останков полководца и их исследования была направлена экспедиция Академии наук СССР. Вскрытие могилы произвели в ночь на 21 июня, а на следующий день, как известно, началась Великая Отечественная война.

Интересен и другой факт. В октябре 1942 года участник тех событий кинооператор Малик Каюмов, встречаясь с маршалом Жуковым, рассказал ему об исполнившемся проклятии и предложил вернуть прах Тамерлана на прежнее место. Это было сделано 20 ноября 1942 года, и в этот же день последовал коренной перелом в ходе Сталинградской битвы.

Скептики склонны утверждать, что в данном случае имел место лишь ряд случайностей, ведь план нападения на СССР разрабатывался задолго до вскрытия гробницы людьми, которые хоть и знали, кто такой Тамерлан, но, разумеется, не принимали в расчёт тяготевшее над его могилой заклятие. Не вступая в полемику, скажем лишь, что каждый вправе иметь по этому поводу свою точку зрения.

Семья завоевателя

Особый интерес для исследователей представляют жены и дети Тимура. Как и все восточные правители, этот великий завоеватель прошлого имел огромное семейство. Одних лишь официальных жён (не считая наложниц) у него было 18 человек, любимой из которых принято считать Сарай-мульк ханым. Несмотря на то что дама со столь поэтичным именем была бесплодной, ей господин доверял воспитание многих своих сыновей и внуков. Она же вошла в историю как покровительница искусства и науки.

Вполне понятно, что при таком количеств жён и наложниц в детях также не было недостатка. Тем не менее только четверо из его сыновей заняли места, подобающие столь высокому происхождению, и стали правителями в империи, созданной отцом. В их лице история Тамерлана нашла своё продолжение.